Севарен вновь поднес бинокль к глазам.

На солдат и вертолеты он больше не смотрел. Теперь его интересовал северо-восточный сектор горизонта. Увы, как и всегда, вездесущая многослойная дымка над Заозерьем не позволяла Севарену увидеть исполинскую железную стену Радара. Радара, который вызывал его живейший интерес.

— Я бесконечно устал от упрямства фанатиков из «Монолита», — тяжело вздохнул Севарен, не отнимая бинокля от глаз. — Как мешает всем нам этот их Радар…

— Да, господин доктор, — подхватил Фишер. — И ведь вы уже, наверное, прочитали вчерашний отчет группы физиков Люй Гуна?

— Не успел. А что там?

— Они снова вынуждены перенести пробный пуск своей электронной пушки. — Фишер поднял глаза на грандиозный алюминиевый цветок над их головами, имеющий самое непосредственное отношение к теме этого разговора. — Но самое плохое, что по итогам сканирования района Янтаря, проведенного установкой «Хром», Люй Гун не может гарантировать устойчивое прохождение электронного бича до Радара…

— Плохо… Очень плохо! — Севарен буквально кипел. — За те деньги, что я ему плачу, мог бы что-нибудь и гарантировать! Хоть что-нибудь!

— Вы понимаете, господин доктор… Специфика научного поиска — она такова… — мямлил Фишер в защиту китайского физика, с которым они по вечерам не раз закладывали за воротник в баре на минус втором этаже Старого лабораторного корпуса.

— Да знаю я какова! Знаю! И все же я хочу результатов! Я хочу, чтобы этот Радар сгорел раз и навсегда!

— Я сейчас же передам ваши пожелания Люй Гуну.

— Передай, — кивнул Севарен. — Впрочем… — Тут морщинистое лицо ученого озарилось внезапным прозрением. — Если мы сможем похитить «подсолнухи» у Шивы и его «каперов», мы сможем шантажировать их.

А насколько я понял из последних агентурных донесений, у «каперов» имеются средства, которые значительно превосходят электронную пушку Люй Гуна…

Фишер рассеянно кивнул. В ту секунду он думал о парнике в своем ядерном бункере, где сейчас высеян экспериментальный сорт бобовых, дающих четыре урожая в год.

Почему бы не сделать два таких парничка? Ведь не ровен час, когда начнется ядерная война, он, Фишер, будет настолько добр, что разрешит пожить в своем бункере какой-нибудь симпатичной сироте лет четырнадцати, еще не успевшей облысеть от лучевой…

Come play ту game.

Inhale, inhale, you're the victim.

Come play my game.

Exhale, exhale, exhale.

Breathe, Prodigy

Я сделал из фляги с коньяком два глотка. И еще два.

Ясность мыслей потихоньку возвращалась ко мне.

Хотя, врать не буду, руки по-прежнему тряслись: петля Мёбиуса — это вам не хрен с изюмом.

Передо мной сидел он, мой спасеныш. Я их всех, спасенных мною идиотиков, называю так. И этого тоже.

Спасеныш был юн — лет семнадцать-восемнадцать, не больше. Таких в Зоне всегда хватает. Ищут приключений на свою задницу вместо того, чтобы на программистов учиться.

У спасеныша было бледное худое лицо. Две глубокие кровоточащие ссадины пересекали скулу. Ухо было надорвано. Слипшиеся спутанные волосы и фингал под глазом довершал картину морального банкротства.

— Будешь? — спросил я, протягивая ему флягу.

— Буду.

— А восемнадцать тебе есть? — вдруг встрепенулся я.

— Есть. Могу паспорт показать.

Он сделал большой глоток и тут же закашлялся. Да оно и понятно — вряд ли в обычной жизни этот молокосос употребляет что-нибудь крепче пива. И, кстати, слава Богу.

— Спасибо, — буркнул он, возвращая коньяк.

— Как тебя зовут-то? — спросил я.

— Тигрёнок, — ответил он тихо.

— Как-как?

— Тигрёнок!

— В смысле «маленький тигр»? — На моем лице, помимо воли, проступило презрительное недоумение.

— В смысле да.

— Что за странное прозвище?

— От фамилии.

— Тигров, что ли, фамилия?

— Нет, Гришин.

— И при чем тут, мать его, тигр?

— Ну как же! — Спасеныш оживился. — Из Гришина получается Тигришин… А из Тигришина — Тигрёнок.

— Средней школой пованивает, — беззлобно ухмыльнулся я.

— Так из школы и пошло! — просиял молокосос. — Меня девушка так называет.

Девушка? Впервые я посмотрел на него с уважением. Скажу откровенно, мало у кого из восемнадцатилетних посетителей Зоны имелись девушки. То есть врали-то все… Может, и этот врет.

— И как зовут? Девушку, я имею в виду?

— Алёнка, — промолвил молокосос с нежностью.

— Ну и как твоя Алёнка смотрит на то, что ты тут шатаешься? — Из-за коньяка я стал чересчур болтлив.

Для сталкера.

Мой собеседник отвернулся и замолчал.

— Не хочешь говорить?

Спасеныш закрыл лицо руками.

— Что с тобой? Какие симптомы? Жгучего пуха мордой хапнул? — встревожился я.

— Да нет… Не болит… Просто Алёнка…

— Бросила?

— Она в коме лежит, — с усилием промолвил молокосос.

— Болеет?

— Машина сбила.

— А что врачи говорят?

— Говорят, безнадежно… Но есть один, Павел Петрович, профессор… Он мне сказал под большим секретом, что если достать «кварцевые ножницы» — это артефакт такой, — то с его помощью можно будет ее из комы вывести… Говорят, были случаи. Не у нас, за границей.

— И ты приперся сюда «ножницы» искать, Ромео ты наш?

— Вроде того.

Мне стало искренне жаль парня. Девушка в коме.

Надежды на выздоровление нет. Полагаться на «кварцевые ножницы» — все равно что рассчитывать на волшебника в голубом вертолете, который бесплатно покажет кино.

Кто эти «кварцевые ножницы» видел? Кто их добывал? Я лично не добывал и никогда не видел. За десять лет в Зоне. И вероятность того, что этот сопливый Тигрёнок «ножницы» найдет, — исчезающе мала.

Но одна мысль грела мою грубую сталкерскую душу. Если бы я сегодня не вытащил его из петли Мёбиуса, вероятность хеппи-энда в его истории с одноклассницей Алёнкой стала бы и вовсе равна нулю.

А началось всё, как обычно, с ерунды.

Утро было серым, промозглым, мрачным. Я шел через северо-западную окраину Милитари в общем направлении на Янтарь.

Настроение было ни к черту. Да оно и понятно: я рассчитывал добыть отменные «мамины бусы», но никаких «маминых бус» в том месте, где они якобы находились, не оказалось. Синоптик, который дал мне наводку на этот артефакт, просто-напросто слажал.