Ей хотелось задержаться возле его кресла, поговорить с ним – не только из-за того, что он красавчик или ее соотечественник. Просто рядом с ним почему-то было спокойней, словно он точно знал: ничего плохого не случится. Но позволить себе такую роскошь Катя не могла, она должна была помочь другим пассажирам.

Дрожь самолета больше не прекращалась, и Катя даже не пыталась врать, что это простая турбулентность. Она проходила по рядам, закрывала шкафчики и проверяла, пристегнуты ли ремни безопасности. Она говорила перепуганным людям, что все хорошо, а заодно пыталась убедить в этом себя.

Но потом где-то совсем близко раздался глухой взрыв, в салон повалил густой черный дым, и Катя поняла, что «хорошо» уже точно не будет.

– Мы горим! – взвизгнула молодая девушка, сидевшая возле иллюминатора. – Господи, там огонь! Горим!

Она, увы, не ошиблась: правое крыло, то самое, на котором находился барахливший в аэропорту двигатель, вспыхнуло и мгновенно скрылось в черной завесе дыма. Самолет резко наклонился, потом чуть выровнялся, но все равно продолжал двигаться вниз.

А внизу не было ничего. Никакого аэропорта, пусть даже запасного, никакой суши. Только океан.

За свою долгую карьеру Катя ни разу не попадала в серьезные авиакатастрофы. Случались мелочи, были даже аварийные посадки, но тогда настоящего страха не было, все шло строго по плану. Теперь – другое дело. Она вдруг четко поняла: это, возможно, последний полет в ее жизни.

Как ни странно, это придало ей сил. Ей было страшнее, когда она надеялась, что все еще обойдется. Но теперь, когда ситуация развивалась по худшему сценарию, Катя почувствовала непривычную уверенность. Ее собственный ужас, сомнения и желание расплакаться отошли на второй план. Всем сейчас плохо и страшно. В аэропорту она знала, что могут быть проблемы, у нее была возможность просто уйти, не садиться в этот самолет. А она предпочла вернуться, чтобы не терять престижную работу, это ее выбор. Теперь она, старшая стюардесса, несет ответственность за людей на борту, и даже если надежды нет, она должна быть сильной до конца.

Катя снова обратилась к пассажирам:

– Пожалуйста, сохраняйте спокойствие! Пристегните ремни безопасности, приведите спинки кресел в вертикальное положение.

– Мы разобьемся?! – крикнул тучный мужчина, едва поместившийся в свое кресло. От страха его голос срывался на фальцет.

– Нет, конечно! – убежденно соврала Катя. – Даже не думайте об этом! Возможно, нам придется совершить аварийную посадку на воду, но в этом нет ничего страшного!

– Да я вашу компанию в судах потоплю! – заявила пожилая женщина в плохо сидящем костюме. – Вы до конца дней только и сможете, что унитазы чистить! Шарлатаны!

Было обидно – но Катя не имела права обижаться. Даже если на нее сейчас выльются ушаты грязи, а Барт, истинный виновник этого хаоса, потом получит волну аплодисментов и слезных благодарностей, когда кое-как посадит им же приговоренный самолет.

– Это ваше право, мэм, а пока, пожалуйста, оставайтесь в кресле. Пожалуйста, не волнуйтесь! На самолете есть все необходимое оборудование, чтобы даже аварийная посадка прошла мягко и безопасно!

Словно услышав ее слова, «необходимое оборудование» решило проявить себя. Самолет вновь накренился, свет вокруг них замигал, дыма стало гораздо больше, но появились кислородные маски, которые сейчас, в полумраке, напоминали танцующих змей.

Пассажиры спешно натягивали их, люди кричали и плакали, хаос нарастал. Катя и не ожидала от них благоразумия, больше всего она боялась, что кто-то попытается встать и броситься к аварийному выходу – коллеги рассказывали ей, что бывало и такое. Но пока пассажиры сидели в креслах, а она с трудом пробиралась по заваленным ручной кладью проходам, снова и снова проверяя, не нужна ли кому-то ее помощь.

Катя была без маски, от недостатка кислорода у нее уже кружилась голова, дым обжигал глаза, и она чувствовала, как по щекам скользнули первые слезинки. В кабине нарастал жар, и она знала, что это признак бушующего снаружи пожара.

Нет, Барт в жизни не посадит горящий самолет на воду. Все пропало.

Очередной резкий рывок повалил ее с ног, и Катя упала бы, если бы кто-то, стоявший сзади, не поддержал ее, осторожно и мягко. Она несколько раз быстро моргнула, чтобы избавиться от слез, и с удивлением обнаружила, что ее обнимает за плечи тот самый зеленоглазый пассажир.

– Вы что делаете? – сдавленно произнесла Катя. Ее уже душил кашель. – Сядьте на свое место, немедленно!

– А толку? – поинтересовался мужчина. Он казался таким же невозмутимым, как в начале полета, несмотря на ад, развернувшийся вокруг них.

– Так безопасней!

– Да какая тут уже безопасность? Мы в кастрюле, которая вот-вот грохнется в океан.

– Мы еще можем…

– Я ведь просил, не разговаривайте со мной по инструкции, – подмигнул ей мужчина. – Я не слепой, вижу, что здесь происходит. Не удивлюсь, если у нашего капитана уже истерика, и он сейчас наматывает круги по кабине, быстренько присягая на верность всем богам. Поэтому будем справляться без него.

Катя понятия не имела, о чем он говорит. Как можно спасти самолет без пилота?

– Что?.. Как?

– Вы мне лучше скажите, сколько человек сейчас на борту?

Если бы он спросил об этом кого-нибудь из молоденьких стюардесс, та могла бы и не ответить. А вот Катя знала, она такое всегда запоминала, на каждом рейсе.

– Шестьсот семьдесят четыре человека, включая экипаж.

– Маловато! – удивился странный пассажир.

– Рейс не был распродан. Зачем вам это?

– В работе поможет. Почти семь сотен… Меньше, чем я ожидал, но все равно тот еще будет рывок. Мы сейчас ближе к Лондону или Нью-Йорку?

Его вопросы были непонятными, неуместными, и Катя отвечала ему лишь потому, что так было проще – не рыдать, не пугать пассажиров, а оставаться профессионалом до конца. Ее спросили – она ответила, все просто. Она лишь выполняет свою работу. Это позволяло ей не думать о том, что очень скоро она умрет, у нее даже могилы не будет. Все, что от нее останется, – это имя на какой-нибудь табличке в память об этой катастрофе.

– Примерно на середине, но, думаю, Нью-Йорк по-прежнему ближе. А что?

– Как, говорите, вас зовут? – Мужчина перевел взгляд на ее бедж. – Екатерина?

– Можно Катя…

– Очень приятно. Так вот, Катя, вы наверняка не первый год летаете, знаете, в какой мы сейчас заднице.

Профессиональная этика требовала снова соврать, но врать ему Катя больше не могла. Она лишь напряженно кивнула:

– Мы не совсем еще в ней – но мы в нее падаем.

– Так и знал, что с вами можно говорить нормально, – усмехнулся пассажир. – Так вот, Катя, я хочу, чтобы вы доверились мне. Минут через двадцать самолет разобьется к чертям собачьим. Все, кто будет на борту в этот момент, погибнут. Так давайте же сделаем так, чтобы на борту никого не было!