И ведь не солгал. Вручили нам эти грамоты, красивые такие, с подписями и печатями. И это все.

Оно, конечно, в некоторых ситуациях не так уж плохо. Полезно бывает иметь документ, удостоверяющий твою личность. Но благодаря этим красивым грамоткам мы стали гражданами. А Поволчье находилось в состоянии вялотекущей гражданской войны.

Собственно, о том, что здесь началась смута, я знала еще до похода за жар-птицей. А поскольку злой волшебник Дубдуб, мутивший воду в Ойойкумене, хотя и с большим опозданием, но все же дал дуба, я надеялась, что к нашему возвращению как-нибудь все рассосется.

Не тут-то было.

Собственно, на первый взгляд в Волкодавле ничто не изменилось. Шумел Гнилой Базар, над улицами плыл малиновый звон с колокольни храма Ядреной Матери, в садах при городских усадьбах боярышни пили под яблонями чай с липовым медом. Беспорядки имели место быть на окраине царства, в Заволчье. Я об этом уже слышала, теперь узнала подробности.

Смута имела причину самую худшую из возможных – религиозную. Ересь пророка Траханеота, противопоставлявшего Великой богине Матери никому не понятную Матрицу, начала распространяться еще во время моего предыдущего визита в Волкодавль. Но тогда все ограничивалось обычным кабацким мордобоем. Но затем жречество обратилось с жалобой на мятежного пророка к регенту. А тот препоручил дело охранному воеводе, ведающему порядком в граде Волкодавле, – за вредность характера тот получил прозвище Волчья Ягода. Воевода приказал схватить и заточить святого Траханеота, а чтоб не превращать его в мученика путем публичной казни – уморить голодом в подземелье.

Но пророк оказался на редкость живуч. Его здоровье, вдали от ежевечерних мордобитий, в темнице даже улучшилось. Как показали дальнейшие события, ему удалось обратить в свою веру охранников. Они не только снабжали пророка едой и питьем, но и выносили из темницы письма Траханеота к его единомышленниками. Письма они прятали от начальства в подметках сапог, отчего те впоследствии получили название «подметных».

Пока пророк был на свободе, проповедям его никто, кроме волкодавльского священства, не придавал особого значения. Но едва пророк оказался в заточении, а учение приобрело статус запретного, подметные письма, несмотря на свою невразумительность, возымели успех необыкновенный. Такова загадочная поволчанская душа. Начались вооруженные стычки, Волчья Ягода вывел охранных молодцев из казарм. После уличных боев потрепанные еретики переправились через Волк и укрылись в дремучих лесах Заволчья.

Иван-Царевич пришел в ярость. Он лично провел следствие, пророка поместил в такую камеру, где тот не имел возможности общаться с тюремщиками (правда, и решение о голодной казни отменил, поскольку история, благодаря подметным письмам, получила огласку). Воевода Волчья Ягода за проявленную преступную халатность был обезглавлен. А борьбу с мятежниками регент препоручил объявившемуся в Волкодавле графу Бану, бывшему Великому Магистру уничтоженного императором ордена гидрантов.

В подборе кадров Иван-Дурак не проявил дальновидности. Граф Бан был предан новому сюзерену, но в местной специфике не слишком разбирался. Кроме того, всякому понятно: в заволчанских лесах правильные боевые действия вести невозможно. Сидя в своем имении Братки, граф-воевода заскучал и отправился за жар-птицей, в каковом странствии мы с ним и встретились. После неудачи в монастыре Невидимых Миру Слез граф-воевода вернулся в Заволчье, прихватив с собой наших прежних компаньонов, опальных контрразведчиков из Великого Суржика и Суверенного Оркостана. И обнаружил, что еретики не только не рассосались в его отсутствие, но каким-то образом объединились и даже учредили в деревне Худой Конец собственную альтернативную столицу, провозгласив ее Найденным градом Кипежем, который безуспешно искали предшествующие поколения. В настоящее время воевода Бан и еретики совершали вылазки друг против друга (то есть враг против врага) и конца – ни худого, ни любого иного этому не предвиделось. Хуже того, пошли разговоры о том, что Заволчье и Поволчье – это, мол, разные страны, и пора отпасть Заволчью из-под власти Иванов Родства-не-Помнящих, благо своя столица и своя религия уже есть. (В Заволчье, вообще-то, до прихода еретиков поклонялись богине Халяве, но кто же обращает внимание на мнение местных жителей?)

Эти взгляды развивались в импортированном контрабандой из Союза Торговых Городов революционном памфлете «Шаг вперед и два назад» знаменитого нездесийского полемиста Губтрамота. Волкодавльский двор, разумеется, незамедлительно откликнулся сочинением преподобного Пихония, жреца Ядреной Матери, «Убить быдло». Но, хоть оно и снискало успех в определенных кругах, умиротворению нравов это не способствовало. Сторонники Матрицы всерьез грозились революцией.

Ближайшие соседи – Суржик и Оркостан – не воспользовались этой ситуацией только потому, что там довлели свои заботы. В Суржике в очередной раз меняли гетьмана, а Верховный Бабай Оркостана в очередной раз менял состав своего орккомитета.

Итак, гражданская война продолжалась, и нас вполне могли призвать и поставить в ряды. Тем более что в Волкодавле было кому напомнить регенту о нашем существовании. Есаул Ласкавый, правда, был отправлен Иваном-Царевичем с какой-то миссией в Гонорию, благо в совершенстве знал тамошний язык. А вот орк Кирдык сделал изрядную карьеру. Покинув Заволчье (и то: тяжело уроженцу степей в лесах), он сменил Волчью Ягоду на посту охранного воеводы. Я несколько раз видела его, когда он проезжал по улицам, не сомневаюсь, что рысьи глаза орка тоже меня приметили, да и Гверна он знал в лицо.

Ну вот. А я гражданских войн не люблю по определению, и стараюсь в них не участвовать. Когда меня законного престола лишили, я предпочла свалить подальше из родной страны, лишь бы не развязывать гражданскую смуту. К поволчанам я испытывала искреннюю симпатию, но к заволчанам – тоже. А согласно заветам моей веры – пофигизма – мне было едино, что Великая, Ядреная и Вездесущая Мать, что Матрица, что Халява. Нет, нужно было покидать гостеприимный Волкодавль и искать удачи в другом месте.

Это был тот редкий случай, когда супруг был со мной согласен, хоть и ворчал, будто все мои рассуждения есть следствие дамских капризов. А вот насчет того, куда именно податься, мы к согласью прийти не могли.

Потому мы сидели в «Белке и свистке», благо кредит еще не был исчерпан, и спорили, обсуждая возможное направление похода. Гверн настаивал на том, чтобы вернуться на старый проверенный Запад. У меня эта идея восторга не вызывала. Почему бы, например, не отправиться на остров Флеш-Рояль? Говорят, очень перспективное место. Но Гверн был категорически против. Не потому, что в принципе отрицал пиратство, центром коего Флеш-Рояль считался. Просто рыцари обычно в моряки не идут – не тот вид транспорта.

– Может, тебе еще в Заморскую Олигархию плыть охота? – ядовито вопрошал он.

В Заморскую Олигархию плыть у меня никакой охоты не было. Там вполне могли вызнать, кто повинен в гибели лучшего броненосца военно-морских сил Олигархии «Медный таз». И, хотя по заморским законам редко казнят смертию, пара тысяч лет строгого заключения, по тому же законодательству, была вполне вероятна.