– Да, – ответила я, наконец услышав свой голос – но так, словно он звучал откуда-то издалека.

– Пристегнитесь и опустите голову, чтобы она оказалась между коленями. Обхватите пальцами затылок и не смотрите наверх, – велел мне мой новый сосед.

– Почему?

– Я думаю, мы сейчас упадем.

Я жив, но бывали времена, когда я чувствовал себя гораздо лучше.

У меня болел каждый дюйм тела. Легкое опьянение исчезло, и ему на смену пришла пульсирующая головная боль, которая сосредоточилась в районе таза, потому что перед самым падением я как можно ниже спустил ремень, чтобы защитить внутренние органы. У меня получилось, но теперь за это приходилось платить. Я начал расстегивать ремень, но уже в следующее мгновение остановился, сообразив, что вокруг царит невероятная тишина.

Свет погас, и только сияние луны проливалось внутрь сквозь иллюминаторы. Я почти не слышал стонов, а ведь на борту 777-го «Боинга», когда он стартовал из аэропорта имени Дж. Ф. Кеннеди, находилось около двухсот пятидесяти человек, и, если хотя бы часть из них выжила, я слышал бы голоса и, возможно, крики и жалобы. Относительная тишина была очень плохим знаком.

Я решил, что с головой у меня всё в порядке и что я могу двигаться. Возможно, я был одним из немногих, кто пострадал не слишком сильно, а значит, должен был помочь другим. Впервые с тех пор, как себя помню, я чувствовал себя почти нормально, и меня переполняла решимость действовать. Я ощущал себя живым.

Женщина, сидевшая рядом со мной, не шевелилась. Она сгорбилась, опустив голову между коленями и сжав ее руками, как я ей посоветовал.

– Эй! – позвал я ее, и собственный голос показался мне слишком хриплым.

Пассажирка не реагировала.

Я протянул руку и убрал с ее лица светлые волосы. Она слегка повернулась, посмотрела на меня одним заплывшим глазом и медленно выпрямилась, так что я смог разглядеть ее лицо с тонкими чертами. Второй глаз женщины тоже заплыл, и еще один большой синяк шел через все ее лицо от виска к подбородку.

– Вы как? – спросил я ее.

Она кивнула и с трудом сглотнула:

– Думаю, ничего…

Что дальше? Нужно проверить, как у нее с головой.

– Как вас зовут? – задал я следующий вопрос.

– Харпер. Харпер Лейн.

– Когда вы родились, Харпер?

– Одиннадцатого декабря. – Женщина мимолетно улыбнулась и не стала называть год своего рождения.

Пожалуй, серьезно она не пострадала. По моим прикидкам, ей было около тридцати. Очевидно, англичанка – это я сообразил только теперь. Видимо, возвращалась домой, в Лондон.

– Оставайтесь здесь, я скоро вернусь, – сказал я ей, собираясь встать.

Итак, пришло время проверки собственного состояния. Я расстегнул ремень, поднялся на ноги – и тут же налетел на стену. Самолет упал носом вниз под углом примерно тридцать градусов, слегка наклонившись налево. Я прислонился к переборке, дожидаясь, когда отступит охватившая меня боль.

Повернув голову, я впервые после катастрофы посмотрел вдоль прохода и замер от потрясения.

Самолет исчез почти целиком: остались только каюты первого и бизнес-класса, сразу за которыми в образовавшуюся дыру проникли сплетенные ветки дерева. Вокруг, на фоне темного леса, тут и там возникали электрические вспышки.

Большинство пассажиров находились в эконом-классе, который куда-то подевался, – вместо него я видел только деревья и застывший темный лес. Я подумал, что другая часть самолета вполне могла оказаться в сотне миль отсюда. Или она развалилась на миллион кусков. Меня удивило, что с нами не произошло ничего подобного.

С противоположной стороны доносился ритмичный стук. Спотыкаясь, я на ощупь добрался до переборки, отделявшей первый класс от кухни, и увидел стюардессу по имени Джиллиан, которая колотила в дверь кабины пилота.

– Они не хотят выходить, – сказала она, увидев меня.

Прежде чем я успел что-то ответить, стюардесса вернулась к стене и схватила телефон. Секунду она прижимала трубку к уху, а потом сердито отшвырнула ее в сторону:

– Не работает!

Я решил, что у нее шок. Итак, что нужно сделать в первую очередь? Я оглянулся назад, на искры, которые разгуливали по изуродованной металлической поверхности, а потом снова повернулся к стюардессе.

– Джиллиан, нам следует опасаться пожара?

– Пожара? – переспросила та.

– Да. В этом отделении есть топливо? – Мне мой вопрос показался вполне разумным, но, кто знает, как он выглядел на самом деле?

Женщина посмотрела мимо меня, явно не понимая, чего я от нее хотел.

– Пожара не должно быть, – сказала она затем. – Капитан сбросил топливо. Или я подумала…

Мужчина среднего возраста, сидевший в первом классе, вдруг поднял голову:

– Пожар?

И все вокруг него начали тихонько повторять это страшное слово.

– Где мы находимся? – задал я еще один вполне логичный вопрос.

Джиллиан молча уставилась на меня, и вместо нее ответила Харпер:

– Мы летели над Англией.

Я встретился с ней глазами, и она объяснила:

– Я… следила за полетом по монитору.

Это была первая хорошая новость, которую я услышал, но мне не пришлось долго над нею размышлять, потому что слово «пожар» наконец добралось до человека, которому его слышать не следовало.

– Пожар! Нужно выбираться! – завопил кто-то, и все начали вставать с мест.

Охваченная паникой группа из двадцати человек столпилась на очень узком пространстве. Нескольким пассажирам удалось вырваться вперед, и они помчались к дыре с рваными краями в хвосте самолета, но тут же отступили, не решаясь спрыгнуть вниз.

Крики «Мы в ловушке!» и «Пожар!» раздавались со всех сторон, и ситуация начала накаляться, быстро превращаясь в настоящий кошмар. Седая женщина в деловом костюме оступилась и упала, но остальные, не останавливаясь и топча ее, помчались вперед к тому месту, где, потеряв дар речи, стояли мы с Джиллиан. Пронзительные крики свалившейся на пол женщины не произвели ни на кого ни малейшего впечатления.

Они мчались прямо на нас.

Приближающаяся толпа привела Джиллиан в чувство, и она расставила руки, призывая всех прекратить панику. Но голос ей не подчинялся, и я едва мог расслышать его за криками толпы.

Я встал в проход перед ней и заговорил громче и четче, чем сам ожидал:

– Остановитесь. Люди, остановитесь, вы причиняете боль женщине. Послушайте. Нет. Никакого. Пожара. – Я произносил каждое слово медленнее и увереннее, чем предыдущее, стараясь заставить всех успокоиться. – Вы меня понимаете? Пожара нет. Вам ничто не угрожает. Расслабьтесь.