В результате жестокого и кровопролитного боя малышка Иман в мгновение ока превратилась в круглую сироту и наследницу условного трона, что существенно сокращало ее шансы на выживание. Однако африканцы в массе своей очень чадолюбивы – раз, привычны к войнам – два, изобретательны – три. Трехлетнюю шоколадку завернули в какую-то пеструю тряпку, приторочили на спину крошечной черной женщине, и она со всех ног дунула в сторону Сахары.

Так Иман оказалась в племени масаев. Они вырастили девочку, а когда пришло время – отвели на границу и удостоверились, что Иман – вместе с потертым, но все еще несомненно шикарным кожаным рюкзачком от Шанель, в котором лежали все ее документы, – вошла в ворота миссии ООН, которые охраняли большие железные машины и высокие – превысокие белые люди в голубых шапках…

Так Иман вернулась к белым людям. Ей пришлось заново учиться жить с белыми в их мире, разговаривать на языке ее матери, носить неудобную и тесную одежду… По ночам Иман снились другие, яркие, словно бриллианты, звезды на черном бархате неба, жаркий ветер пустыни, огромная оранжевая луна, грозный львиный рык и неторопливые напевы масаев…

Она научилась всему – в ее жилах текла королевская кровь. В двадцать три года Иман – роскошная манекенщица с шоколадной кожей и голубыми, словно топазы, глазами – заработала неплохое состояние и уехала учиться в Англию. Лондон – этот кипящий котел народов и языков – легко и непринужденно принял принцессу в ряды своих обитателей. Иман нашла любителей африканской музыки (а чего их искать – вышел на улицу и громко позвал!), сколотила небольшую вокальную группу… короче говоря, зажила в свое удовольствие.

Джессика Лора Махоуни влюбилась (в хорошем смысле этого слова!) в Иман и ее подружек раз и навсегда во время одного из концертов. Затейливые переливы, пощелкивания и посвистывания напевов масаев заворожили дочь художницы и поэта. Джессика месяц моталась за группой Иман по всем ночным клубам Лондона и оксфордским студенческим кафе, в результате они неожиданно подружились.

Иман была старше всего на два года – но у нее за плечами была целая жизнь, а Джессика… Джессика понятия не имела, что ей делать со своей собственной. И вот тогда-то Иман и сказала…

– Джесс, прости, но это уже смахивает на мазохизм.

– Что именно?

– Ты с упорством, достойным лучшего применения, устраиваешься работать в кабак, тебя немедленно начинают лапать посетители, ты увольняешься… и идешь устраиваться в кабак! Прости, но для меня здесь налицо явное отсутствие логики.

– И что ты предлагаешь? Не увольняться из предыдущего?

– Не устраиваться в следующий, маленькая балда! Смени профессию.

– На что? Кому я нужна? Я же не умею ничего.

– Все когда-то ничего не умели.

– В «Макдоналдс» не хочу, у них вредная еда. В маникюрши противно, стричь я не умею, убираться в квартирах… нужны рекомендации. Остается официантка. Я больше ни на что не гожусь.

Иман нетерпеливо повела шоколадным плечом, на руках тихонько зазвенели серебряные браслеты. Они с Джесс сидели в кухне небольшой квартирки, которую Иман снимала на пару со своим бывшим коллегой по подиуму, неким Гаем. Гай был волшебный парень – махровый, простите за каламбур, гей, умница, фотохудожник и фотомодель… словом, очень хороший парень! Для Джессики, родившейся и выросшей в одном из самых одиозных кварталов Города фриков, Гай был нормален ровно в той же степени, что и любой другой человек… но мы отвлеклись.

Джессика печально уставилась на прозрачную кружку, расписанную диковинными цветами и птицами – Иман увлекалась на досуге росписью по стеклу.

– Джесс, ты просто ужасная лентяйка! Всего и дел – оторвать свою хорошенькую задницу от дивана, пойти в бюро трудоустройства, а лучше в парочку, и оставить там свое резюме. Хотя бы на временную работу тебя возьмут сразу же.

– Ага. Официанткой.

– Ну почему? Няней. Сиделкой. Уборщицей. Консьержкой. Телефонным оператором. Масса вакансий.

– Няней… Да нет вряд ли. Хотя детей я люблю. Мне кажется, я их понимаю.

– Еще бы! Ты не очень далеко от них ушла…

– Спасибо, дорогая Иман, я тоже тебя страшно люблю.

– Не обижайся. Это вовсе не оскорбление твоих умственных способностей. Просто… кто сохранил свою душу такой, как в детстве, кто так и не вырос до конца… тот понимает детей гораздо лучше. И они доверяют такому человеку. Это намного важнее педагогического диплома.

Джессика сдвинула брови и наморщила нос. Она считала, что вид у нее при этом становится серьезный – а Иман едва удерживалась от смеха при виде этой забавной мордашки.

– Что ж, ты меня вдохновила, принцесса. Завтра же иду в это самое бюро. И пусть великие дела не заставят себя ждать!

На следующее утро она действительно отправилась в бюро по трудоустройству, оставила свое резюме – а через два дня ей позвонили и пригласили на собеседование с домоправительницей семейства Линчей, миссис Триш Мэггот.

На первый взгляд ничего сложного не ожидалось. Миссис Мэггот недовольно оглядела Джесс с головы до ног (потом выяснилось, что она практически на весь окружающий мир так смотрит) и сурово сообщила, что «фарфор, разумеется, нет, нет и еще раз нет, но если в смысле общего коленкора – то да, пожалуй». Пока Джессика зачарованно размышляла над глубинным смыслом этого несомненно магического изречения, Мэгготша и менеджер бюро заполнили какие-то бланки, подсунули Джесси на подпись – и она попала в безраздельное рабство к Линчам…

– …До такой степени потерять стыд, разнузданно вертеть задницей перед уважаемым человеком!…

Джесси очнулась уже внизу, возле парадного выхода из квартиры. Воспоминания оказались гораздо интереснее причитаний Мэгготши, поэтому почти все из обличительной речи она пропустила. В данный момент Мэгготша пересчитывала купюры – не так уж их и много, чтобы так с этим тянуть, – и продолжала верещать. Джесси вздохнула и решительно выдернула тоненькую пачку банкнот из сосискообразных щупалец Мэгготши.

– Спасибо-спасибо, я страшно раскаиваюсь и все такое. Счастливо оставаться. Не хворайте. Чао!

Миссис Мэггот принялась хватать ртом воздух, Люси приветливо помахала Джессике из гостиной – и очередная работа осталась позади. Джессика Лора Махоуни, отягощенная новой порцией жизненного опыта, вскинула сумку с пожитками на плечо и бодро поскакала по шикарным мраморным ступенькам к свету. Даже странно, что в свое время этот дом показался ей таким… таким…

Ее взяли обычной горничной – но на пороге квартиры Джессика окаменела, превратилась в соляной столп и испытала сильнейшее желание немедленно удрать. Квартира Линчей занимала целых два этажа дома старой постройки в одном из «богатых» районов. Собственно, второй этаж, скорее всего, раньше был обычным чердаком, но ушлые строители отделали его заново, устроив нечто вроде общежития дая немногочисленной прислуги. Здесь обитали повариха Рози, старшая горничная Сюзи, садовник Макс – ну а теперь и Джесси. Миссис Мэггот, на правах начальника, жила на одном этаже с господами, правда, в такой же малюсенькой, как и у ее подчиненных, комнатке. Ехидная Сюзи предполагала, что когда-то на месте этой комнатки был сортир…