— Да, — будто очнулся Келлфер, отнимая руки от лица. Вид у него был изнуренный. — Идем. Не будем обсуждать твою знакомую. Я только прошу тебя не давать этому розовому туману застлать твои глаза. Она может быть не той, кем кажется, что сегодня было продемонстрировано нам вполне убедительно.

— Я знал, кто она, — признался Келлан. Врать отцу ему больше не хотелось.

Келлфер не сбавил шага.

— Давно?

— Давно.

— Не сказал мне, — слова прозвучали не обвиняюще, но как-то печально.

Келлан только пожал плечами. Что он мог ответить? Что не доверяет собственному отцу, всегда превыше всего ценившему власть?

Они шли молча.

Утро выдалось морозным. Остатки желтой травы, скованной льдом, похрустывали под быстрыми шагами, ветер норовил содрать с шепчущих плащи. Келлан оградился от раздирающего холода слоем завернутого в воздух огня, но отец почему-то не сделал этого, удерживая плащ на груди побелевшими от холода руками. Келлфер будто не находился рядом с сыном, вид у него был мрачный и отсутствующий. Келлану стало не по себе. Келлфер, конечно, не был силен как Син, но и согревающие слова требовали минимальной концентрации и импульса, и то, что обычно внимательный к себе отец не позаботился о собственном комфорте, пугало Келлана не меньше, чем внезапные перемены в поведении. Он смотрел на бьющиеся на ветру каштановые волосы с тонкой паутиной седины, на плотно сжатые губы, на мертвенно-белые руки, и ему очень хотелось согреть заговором и Келлфера. Однако это было плохой идеей: отца оскорбил бы такой жест, брошенная свысока подачка.

Ни одного гостя, ни одного послушника так и не встретилось им по пути. Все замерло. То тут, то там встречались им следы ночного праздника: бокалы, следы шутих, перетащенные к скамейкам и уже переставшие бить фонтанчики с алкоголем, небрежно оставленные плащи и заколки, какая-то цветная бумага, уже увядшие от мороза цветы. Утро будто застало всех врасплох, люди разбежались, опасаясь света, музыка стихла, краски потускнели и подернулись инеем. Келлана снова кольнуло сожаление, что он не успел потанцевать с Аланой под цветочными арками.

Что она ответит, когда он скажет, что любит ее?

* * *

Площадка, ограниченная высокими продолговатыми камнями, находилась на небольшом холме у самой границы территории Приюта. За этим холмом, за глубоким оврагом, далеко внизу, простирался бескрайний и очень густой хвойный лес. Портальные столбы располагались кругом, создавая своего рода колоннаду с двенадцатью проходами и одними широкими воротами, за которыми начиналась мощеная камнем дорога.

Послушник у портальных столбов вышел к ним навстречу, приветствуя их поклоном. Келлан бросил быстрый взгляд на его кресло, рядом с которым на тусклом огне варился бодрящий травяной напиток. Чуть поодаль стояли еще несколько кресел. Похоже, у столбов все было тихо, и этот вечер отличался от других лишь количеством гостей. Парень был спокоен и расслаблен.

— Почему ты один? — спросил Келлан, кивая на следы ночного лагеря.

— Нас было двое, наставник Келлан, — отрапортовал послушник, вытянувшись как по струнке. — Даже семеро, если считать слуг. Те ушли, когда закончился прием гостей — они и нужны-то были, только чтобы провожать их к празднику. Час назад Хранитель ключей разрешил Милу идти спать, меня оставили за главного. Тут уже давно никого. Не приходят и не уходят.

— Директор Роберт и наставник Велиан не возвращались? — спросил послушника Келлфер, и тот потупился.

— Нет, директор. После окончания прибытия гостей никто не появлялся.

Он протянул Келлферу свиток, но директор не стал забирать его, и парень спрятал список за спину.

— Никто? — задумчиво переспросил Келлфер. И обратился к Келлану: — Мне это не нравится. Аринелла при мне посылала за Каретским зеленым вином, его должны были принести к середине ночи. Кроме того, я не помню ни года, чтобы ушедшие пьяными гости не возвращались за чем-то, что забыли.

Плохое предчувствие шевельнулось внутри Келлана.

— Думаешь, что-то с порталами?

— Не исключаю. Сколько у нас времени?

— Восемнадцать минут, — ответил Келлан.

— Доложи Сину уже сейчас, — предложил Келлфер.

Келлан кивнул, сосредотачиваясь.

«Порталы не использовались на вход после полуночи, несмотря на то, что должны были вернуться слуги».

«Спасибо, — сквозь шум защитных слоев уловил он далекий голос Сина. — Ждите Роберта. По истечении условленного времени сработает портальный камень, и он в любом случае вернется. Я заканчиваю здесь и направляюсь к вам».

— Син присоединится к нам позже, — оповестил Келлан Келлфера.

.

Ровно по истечении шестого часа после полуночи центральный проем мигнул, затем дрогнул снова, как будто неуверенно. Келлан и Келлфер приблизились, готовые встречать директора Роберта, но вместо него им под ноги вывалилось что-то буро-красное и мало похожее на человека. Послушник вскрикнул, потянувшись к тревожному кристаллу, но Келлан жестом остановил его: в упавшем на иней мужчине не было и капли опасности, только бесконечная, всеобъемлющая боль, от которой Келлан задохнулся в агонии столь ужасающей, что остался на ногах лишь потому, что Келлфер поддержал его. Келлан с усилием стащил с руки браслет, швырнул его на траву, и закрыл разум, пытаясь отдышаться. Тем временем Келлфер, окруженный щитом, аккуратно приблизился к человеку и перевернул его на спину. Маленькую полянку огласил нечеловеческий вопль, и Келлфер отшатнулся.

— Велиан, — проговорил он тихо. — Келлан, докладывай Сину и зови Теа.

— Уже, — коротко ответил Келлан, слушая лаконичный ответ всегда готовой помочь целительницы.

— Велиан, где Роберт? — наклонился к изуродованному мужчине Келлфер, но тот снова завыл, и директора отбросило волной прочь: от боли Велиан, похоже, перестал контролировать себя. Послушник бросился к директору, желая помочь ему встать на ноги, Келлфер отмахнулся от его помощи, как отмахиваются от назойливой мухи, и сам неспешно поднялся, отряхиваясь.

Келлан же подошел к Велиану и так нежно, как смог, окружил его мягким защитным коконом. Единственный уцелевший глаз уставился на Келлана, Велиан открыл то, что раньше было ртом, а теперь скорее напоминало мокрую разорванную подкладку плаща, и попытался что-то сказать. Из отверстия вырвался лишь булькающий кровью всхлип, и глаз закрылся, а по изрезанной щеке потекла слеза.

Келлан выругался и открыл разум.

Боль набросилась на него, но в этот раз Келлану удалось устоять, пусть и на коленях. Болела, кажется, каждая частичка тела, и смерть была не худшим вариантом избавления от этого непроходящего мучения. Что-что было сломано и внутри, куда глубже, чем ребра.

— Велиан, послушай, — сквозь сжатые зубы