Вид ее был ужасен. Головной платок сбился на сторону, из-под него торчали спутанные космы. Куртка расстегнута, юбка заляпана грязью, видно, падала, и не раз. В руках у нее ничего не было, наверное, потеряла сумки по дороге или отобрали.

При виде жены в душе Михаила Петровича смешались два чувства: горечь оттого, что не успел выпить, и радость оттого, что спрятал остальную водку. Антонина вошла в кухню и рухнула на табурет. Она пыталась что-то сказать, но только открывала рот, как рыба, и задыхалась.

Михаил Петрович не на шутку встревожился. Гарька вылез из-под стола и, не узнав хозяйку в таком виде, завыл долго и протяжно.

– Миша, – выдохнула наконец Антонина, – Миша, дай воды!

Михаил Петрович перепугался, второпях вместо стакана с водой схватил стакан с водкой и влил Антонине почти половину. Жена глотнула, закашлялась, Михаил Петрович обмер, поняв свою ошибку, но Антонина пришла в себя, порозовела, жадно выпила оставшуюся водку, глянула осмысленно, потом подошла к столу и закусила огурцом.

– Что случилось? – пролепетал Михаил Петрович.

– Ох, Миша, там на дороге кто-то мертвый лежит, – Антонина говорила почти спокойно, видно водка подействовала.

– Да что ты несешь? Ты почему не уехала?

– Я же тебе говорю, я иду, а на дороге почти возле полотна кто-то лежит. Я сослепу-то думала, что это тюк какой-то, наклоняюсь, а тут встречная электричка прошла, я при свете и увидела, что это человек мертвый. Мужчина или женщина, я не заметила, а только мертвое оно. И народу кругом никого. Я так испугалась, сумки бросила и назад бежать, думала, тебя догоню.

– А чего ж ты не кричала?

– Да я кричала, а потом запыхалась, еле добежала, думала, упаду там на месте от страха.

– Ну вот что, – Михаил Петрович стал собираться, – надо пойти посмотреть, может, живой там кто.

– Да что ты, Миша, мертвый. Как есть мертвый, глаза остекленели. Да я в жизни туда близко не подойду.

– Ты скажи подробно, где это, я сам найду.

– Нет уж, я тут одна тоже не останусь, сейчас переоденусь только и пойдем.

Михаил Петрович достал охотничье ружье, дал Антонине фонарик, позвал Гарьку, и они пошли. Темень была жуткая, да еще и дождь начался. В темноте шли долго, Антонина все время отставала. У железнодорожного полотна Михаил Петрович взял Гарьку на поводок.

– Вот тут где-то, Миша.

Фонарик осветил кучу мокрой одежды, явно женской. Тело лежало на спине, остекленевшие глаза смотрели в небо. Михаил Петрович наклонился, вгляделся и ахнул:

– Мать честная, да это же Сталина Викентьевна!

Антонина подошла ближе, посмотрела спокойно, даже не ойкнула, а еще говорят, что водка вредная, вон баба как держится!

– Точно, она, Сталина. Она же на дневную электричку шла, опоздала, видно. Что же с ней случилось, с сердцем, что ли, плохо стало? Посвети-ка еще!

В груди женщины торчал нож. Сверху на нож был надет клочок бумаги, а пониже ножа, на животе, лежала темно-красная роза, и капельки дождя блестели на ней, как бриллианты.

Гарька вырвался из рук Антонины, отбежал подальше и заскулил. Клочок бумаги оказался запиской, где жирным черным фломастером было написано: «С днем рождения!». Михаил Петрович вздрогнул. Антонина почему-то перекрестилась.

– Все, уходим отсюда. Гарька, ко мне!

Гарька дал себя поймать и все жался к ногам.

– Куда мы теперь, Миша?

– Я в контору пойду звонить, а ты иди к Андроновне, Витькиной мамаше, там подожди, и Гарьку возьми.

В конторе Михаил Петрович сначала долго дозванивался до полиции, потом долго препирался по телефону с женой председателя, которая не хотела мужа будить, хотя всего-то было одиннадцать часов вечера, наконец тот подошел к телефону сам, мигом проснулся от страшной новости, сказал, что приедет утром; а в полиции велели ничего не трогать и ждать машину.

Михаил Петрович нашел в сарае старую автомобильную шину, принес на место преступления и поджег, чтобы полиция видела, а тело накрыл полиэтиленовой пленкой. Потом он зашел к соседке. Антонину развезло в тепле, и она клевала носом на диване. Андроновна же, напротив, была оживлена, полна энергии и даже собиралась пойти посмотреть. Михаил Петрович еле удержал ее, полицией пугнул. Они с Антониной пошли к себе, только он присел, раздался сигнал полицейской машины. Приехали трое, один знакомый опер Алексей Иванович и с ним двое молодых парней.

Алексей Иванович часто приезжал в садоводство по поводу разных краж, а в последний раз был летом, когда у Савушкиных с семнадцатого участка украли газовый баллон, а парни из Борщевки побили их ребят из садоводства.

Михаил Петрович подсел в машину и так до рассвета и ездил, показывал и отвечал на вопросы. Часа в два ночи приехала труповозка, Сталину увезли. Мокрые менты курили в машине и дружно матерились. Тут, кстати, подоспела Антонина и пригласила всех перекусить. Все с энтузиазмом согласились, Михаил Петрович одобрительно посмотрел на жену, но впереди его ожидали сюрпризы. Войдя в натопленную, чисто выметенную кухню, он увидел накрытый стол, а посреди стола красовалась его недопитая бутылка водки. Ну и баба!

Когда выпили и поели, Алексей Иванович приступил к расспросам.

– А что, хозяева, скажите-ка мне, что эта Сталина, какая была по характеру, может, ссорилась с кем?

Михаил Петрович не успел вмешаться, как Антонина, набрав побольше воздуха, всплеснула руками:

– Да вы спросите, с кем она не ссорилась! Да из нашего угла она, считай, со всеми соседями переругалась. С Андроновной из-за козы, с нами из-за собаки, Гарька как-то к ней на участок забежал, цветок сломал, у Савушкиных, соседей слева, два кота, так она говорит, что у нее кабачки не растут, потому что коты приходят специально в лунки гадить, якобы соседи их так приучают. А справа у нее зеленая зона, а через зону соседка Зинаида Павловна парник поставила и на полметра на эту зеленую зону заступила, так у них со Сталиной чуть до драки не дошло. И жаловаться Сталина к председателю бегала, и в управление какое-то писала, и на общем собрании Зинаиду позорила. Та уперлась, говорит: что, мол, мне теперь парник, что ли перестраивать?

А она, Зинаида-то, одинокая, она за эту теплицу мастерам платила деньги большие, так теперь ей что же, опять платить? Уже председатель махнул рукой, что ж теперь, стреляться из-за полметра, а Сталина все не угомонится. Я, говорит, жизнь положу, но ты свой парник переставишь! Ой, – Антонина наконец сообразила замолчать.

Алексей Иванович подумал, закурил сигарету, спросил пепельницу.

– А с прежним председателем, мужем своим бывшим, как Сталина Викентьевна разобралась?

– А вы будто не знаете, Алексей Иванович, что никак они не разобрались, будто не вас они вызывали участок делить и не вы им колышки вбивали. Только и колышки не помогли, все равно она его с дачи выжила, уехал он в Новгородскую область, дом купил и зиму там жить собирается.