Целую, твоя подруга Катя.

Письмо Маркиной Екатерины к Ждановой Раисе.

5 апреля 1986 год.

Здравствуй, Рая!

Села за письмо, а у самой волосы встают на затылке от того, что собираюсь написать тебе, но молчать больше не могу. Может, ты сумеешь развеять мой страх. Прошло несколько дней с тех пор, как я вернулась в школу, и знаешь, Рая, там происходит что-то странное. Даже страшное. Как только я переступаю её порог, меня охватывает чувство страха, и я чураюсь каждого звука, каждого шороха, что раздаётся поблизости. Лица некоторых учителей и учеников вызывают во мне необъяснимый ужас, а вечерами, когда я вынуждена задержаться допоздна, в пустых школьных коридорах мне мерещатся кривые тени; они начинают безостановочно мелькать, стоит только отвернуться. Перечитываю свою писанину, и сама не верю, в то, что пишу! А буквально на днях я зашла в кабинет русского языка и застала там Серёжку Комарова. Он так сильно изменился в последнее время, ты бы его сейчас не узнала, Рая. Вместе с ним в кабинете находилась Антонина Петровна, и Рая, (господи, даже рука с трудом поднимается писать всё это!) мне кажется, она пила его кровь! Знаю, звучит неправдоподобно (разве такое возможно?), но я видела это своими собственными глазами! Обезумев от страха, я выскочила из кабинета и бежала бегом до самого дома. Я не верю во всякие суеверия и прочую ерунду, но, Раечка, как же мне было страшно в тот момент!

Но и это ещё не всё, Рая. Мои собственные рассудок и тело, они стали предавать меня! Порой в моей голове, словно радио, вклинивается чей-то настойчивый голос, вынуждающий меня встать и пойти куда-то, куда я не собиралась идти минутой раньше. И я иду, Рая. Я встаю и иду, словно марионетка безвольная, и делаю всё, что мне приказывает этот голос, и порой он приказывает мне такие мерзости, что и подумать страшно. Я пытаюсь сопротивляться, пытаюсь ослушаться, но у меня не хватает на это сил. Этот голос, этот зловещий голос, он сильнее меня во сто крат, словно он хозяин, а я его раба.

Рая, я боюсь! Может, я и правда сошла с ума? Ты мне скажи, может ли такое быть в самом деле?

Прошу, Раечка, приезжай как можно скорее, а то боюсь, как бы ни стало слишком поздно!

Целую, Катя (имя написано не разборчиво).

ТЕЛЕГРАММА Маркиной Екатерины для Ждановой Раисы.

10 апреля 1986 год. ПРИЕЗЖАЙ СРОЧНО МНЕ СТАЛО ХУЖЕ ТЧК КАТЯ

ТЕЛЕГРАММА Ждановой Раисы для Маркиной Екатерины (не получена адресатом).

11 апреля 1986 год. ВСТРЕЧАЙ ВЫЕЗЖАЮ 15 АПРЕЛЯ ВАГОН 4 ТЧК РАЯ

I

Дневник Сони Колесниковой (события изложены в хронологическом порядке).

Запись сделана 1 сентября 1986 года.

Понедельник,19:00.

И так, с чего начать?

Наверное с того, что за последние три недели я впервые взялась за дневник, решив, наконец, описать события сегодняшнего дня, хотя раньше почти не выпускала из рук эту толстенную тетрадь в тёмно-коричневом переплёте, скрупулёзно записывая туда любую, даже самую незначительную информацию. Я придерживаюсь такого мнения — всякое в жизни может пригодиться.

Чтобы чиркнуть хотя бы пару строчек, во-первых, нужно немного свободного времени, а во-вторых — подходящее настроение. Увы, ни того, ни другого у меня не наблюдалось, поскольку последние тёплые дни уходящего августа прошли в невообразимой суматохе.

Предотъездной суматохе.

Моей семье предстояло перебраться из замечательного, мною горячо любимого и такого родного Волгограда в незнакомый и чужой Куйбышев.

Известие о ротации моего отца Колесникова Виктора Ивановича, офицера советской армии свалилось на меня, будто снег на голову, да вот только на дворе в тот момент стояло невыносимо жаркое лето, и никаким снегом, конечно же, не пахло.

В отличие от брата Сашки, который впервые услышав о переезде, воспринял эту новость с детской непосредственностью, присущей девятилетке, я принялась настойчиво требовать, затем просить, прибегая к всевозможным ухищрениям и уловкам, чтобы мне разрешили окончить школу в родном Волгограде. Когда ничто из вышеперечисленного не принесло желаемого результата, стала слёзно молить, но всё без толку. Кто же оставит шестнадцатилетнюю школьницу, пусть и очень ответственную и сознательную, одну без присмотра? Разумеется, никто на это не согласился. Ни мама. Ни папа.

— Софья, нечего мне тут концерты устраивать! — голос Натальи Степановны Колесниковой, она же моя мама, чуть дрожал от едва сдерживаемых эмоций. Умелыми и отточенными движениями, она паковала вещи в картонные коробки, предусмотрительно набранные в магазине рядом с нашим домом. Когда мама бывала чем-то недовольна, вот прямо как в тот момент, она называла меня полным именем. — Мы, знаешь ли, не на луну переезжаем! В Куйбышеве тоже есть школа, — Наталья Степановна подняла голову от коробок и бросила на меня красноречивый взгляд. — А что ты предлагаешь? Отца одного бросить?

В тот момент мне казалось, что мир невообразимо жесток, и нет в нём справедливости. Почему это со мной происходит? Почему не с Машкой Говоруновой? Или с Женькой Макаровой, например?

Родители же… А что родители? Всё то, что они считали глупым и малозначащим, казалось невероятно важным для меня, но они этого не понимали. Куда уж им! А как же моя школа? А как же мой класс? А как же моя подруга Рыжая, она же Танька Чаплыгина, с которой мы дружим с восьми лет? Мама больше беспокоилась о том, как бы по дороге в коробках не побился её драгоценный хрусталь, или о том, как этот переезд перенесут горшечные цветы. Конечно, это было куда важнее!

Я почти ничего не знала о Куйбышеве, кроме того, что он расположен на левом берегу Волги, и как бы ни старалась, как бы ни напрягала извилины, пытаясь вспомнить хоть что-то из уроков географии, так ничего и не вспомнила. Жалко, конечно. В мою голову настойчиво лезла мысль сходить в библиотеку, и поискать там какие-нибудь сведения, но я отчаянно гнала её прочь, решив потратить последние дни на друзей, а не на библиотеку. Кто знает, когда мы сможем увидеться вновь?

А город? Я решила разбираться с проблемами по мере их поступления.

К слову, Куйбышев встретил нас как давно потерянных родственников, и, словно крепкие объятия, приветливо распахнул перед нами свои зелёные парки, сады и аллеи, и даже я по достоинству оценила его красоту.

Теперь школа.

Новая школа мало чем отличалась от той, которую мы посещали в Волгограде: почти такое же большое пятиэтажное здание из прочного белого кирпича. С одной стороны у железного