Зайцев вздохнул:

— Да нет никакой причины, Сань. Просто муторно что-то на душе, беспокойно. Предчувствие какое-то плохое.

— А может, с супругой проблемы?

Прапорщик кивнул:

— И с Ленкой проблемы.

— Что за проблемы, если не секрет?

— От тебя секретов нет. Братан старший письмо прислал. В пятницу получил. Пишет, будто Ленка моя с врачом новым загуляла. Она же медсестрой в больнице работает. Ну, а туда врача после института прислали. Так вот она с ним шуры-муры крутит.

Командир роты внимательно посмотрел на подчиненного:

— И ты веришь брату?

— Так брат все же! Нас с ним мать подняла, росли без отца. Тот рано умер, вот Вовка мне и братом, и отцом был. Мужик строгий, правильный. У него дома порядок. Все свое место знают, а он хозяин. Мать сейчас с ним живет, дом родительский на меня записан.

— Вы с женой до Афгана в этом доме жили?

— Лена и сейчас там живет, — горько усмехнулся прапорщик. — Ждет мужа с войны. Только получается, не очень-то и ждет.

— Это, конечно, твое дело, но я бы не спешил с выводами. У тебя отпуск в ноябре?

— В конце ноября. Новый Год дома проведу.

— Вот приедешь домой и все выяснишь.

Прапорщик невесело сказал:

— Как же, выяснишь! Бабы народ коварный и хитрый, подготовится к приезду. На все обвинения защиту найдет. Все объяснит так, что не подкопаешься. Да я, признаться, и предъявить ничего не смогу. Знаю, как увижу, все забуду. Люблю я ее очень, командир. До беспамятства. И потом если даже Ленка и закрутила с этим врачом, то это еще не значит, что она спит с ним. А если спит, так ведь бабе молодой без мужика нельзя. А я на войне.

Черников покачал головой:

— Странные у тебя понятия, Илья… Но, может, ты и прав. Вот только если мужчина и женщина любят друг друга, то никогда не изменят. Ни он ей, ни она ему. Ни когда вместе, ни в разлуке. Тем более если мужчина ни где-нибудь, а на войне!

Зайцев вновь вздохнул:

— Тебе хорошо говорить, у тебя в семье, наверное, полный порядок?

— У меня, Илюха, полный порядок.

— Счастливый ты человек, командир!

— Даже только из того, что до сих пор жив, а за спиной два года войны. И скоро в Союз.

— Не узнавал, с кем меняться будешь?

— Да вроде, вместо меня капитан из ЦГВ прибыть должен. Это я в строевой части узнал. У Костыля. А тот из штаба дивизии информацию получил.

Майор Коростылев служил в полку старшим помощником начальника штаба по строевой части. Кадровик, одним словом.

— ЦГВ — это Венгрия, что ли? — спросил Зайцев.

— В Венгрии Южная группа войск стоит. А Центральная — в Чехословакии.

— Неплохо.

— Согласен. Только этой информации грош цена, все решится в штабе округа в Ташкенте!

— Да, предписание выдадут в «Пентагоне».

(«Пентагоном» в ТуркВО называли штаб военного округа.)

— А то отправят к черту на кулички, — продолжил взводный и тут же поправился: — Хотя нет, тебя не отправят. У тебя же орден «Красной Звезды» и медаль «За боевые заслуги». Перед заменой еще чем-нибудь наградят. К черту на кулички не отправят. Так что, не будем пить?

— Нет.

— А вечерком? Как все на фильм уйдут?

— Там посмотрим.

— Так я зайду после ужина?

— Заходи. А сейчас ступай к себе, Илья! Выспаться хочу.

— А чего тебя в сон тянет? В наряде вроде вчера не стоял, ответственным не был.

— Так завтра как раз и заступать ответственным. Впрочем, до завтра еще дожить надо.

— Доживем, куда ж мы денемся?

Командир взвода поднялся, бросил давно потухший окурок в пепельницу, очередной раз вздохнул и вышел из отсека. Старший лейтенант прилег на кровать и тихо, чтобы никто не слышал, проговорил:

— Да, Илюша, у меня в семье полнейший прядок. И так я счастлив, что дальше некуда. Эх, жизнь наша бедовая…

Он отвернулся к стене. Кондиционер работал тихо, при этом хорошо охлаждая отсек. Можно было бы спать спокойно, до ужина, но сон как рукой сняло. Выругавшись, Черников повернулся к тумбочке, взял сигарету, закурил, достал из-под подушки письмо жены, полученное на прошлой неделе, в понедельник. Он знал его наизусть, но вновь принялся читать строки, написанные красивым почерком Галины. Читал и понимал: написано оно не от души, а так как бы по обязанности. Но не это удручало. Удручало и наносило боль другое. То, что почти в каждом слове явно проступала ложь. И эту ложь мог почувствовать только человек, чьи чувства обострены до предела, а нервы натянуты. Человек, находящийся в состоянии постоянного стресса, умело скрываемого силой воли, Черников частенько пил, пытаясь на время уйти от реальности, забыться. Но пьянство в итоге приводит к еще более сильной боли, а нередко и к гибели. Но таков человек войны. А старший лейтенант Черников и являлся человеком войны. А с ним — десятки тысяч его товарищей по оружию — офицеров и солдат ограниченного контингента советских войск в Афганистане.

Отложив письмо и докурив сигарету, Черников лег на спину и уставился на черную муху, повисшую у абажура на потолке. Он смотрел на муху и не видел ее. На Александра нахлынули воспоминания. Они овладевали старшим лейтенантом не часто, но затрагивали душу, иногда сжимая сердце стальными тисками, иногда, напротив, расслабляя и вызывая почти забытые ощущения искренней радости, беззаботности, иногда возвращая к сладостным моментам первой любви. Той любви, которая определяла его жизнь. А сейчас перевоплотилась в лживые фразы, написанные красивым твердым почерком на двух листах обычной школьной тетради.

Познакомился Александр с Галиной случайно, будучи курсантом 3-го курса Переславского военного училища. Находясь в увольнении, курсант Черников проведал родителей, живших в том же городе и, переодевшись, решил пойти в кино. На дневном сеансе в зале было всего человек сорок. Люди сидели либо поодиночке, либо парами. Рядом с ним в двенадцатом ряду сидела красивая девушка в скромном платье, с удовольствием смакуя обычное пятнадцатикопеечное сливочное мороженое в вафельном стаканчике. Девушка взглянула на Александра. И во взгляде ее был интерес. Да это и понятно — выйти замуж за курсанта или лейтенанта мечтали многие девушки. Там, в кино, Черников и познакомился с Галиной. После фильма они долго гуляли в парке, затем посидели в кафе. Потом он проводил новую знакомую до дома, договорился встретиться во время следующего увольнения. Но ждать очередного выхода в город Александру не пришлось. В понедельник, когда он вернулся после самоподготовки в казарму, дневальный по роте сообщил, что его ждут на контрольно-пропускном пункте. Черников удивился: родители в училище не приходили, друзья тоже… Отпросился у заместителя командира взвода и пошел на КПП. Там было много девушек, все кого-то ждали. Те, кто дождался, отходили в стороны, так как гостевая комната была переполнена. Александр хотел спросить у дневального по КПП, кто его вызывал, но услышал возглас: