– Юлечка, попозже, – сказал декан.

Секретарша двинулась назад. Она еще не вышла, а Храпычев, наклонившись над столом, понизил голос:

– К тому же, Валера, ты студентам пишешь курсовики и дипломы.

– Что за бред?

– Да, да. Не изображай удивление. Студентка второго курса Хакимова подписала заявление и указала в нем, что ты предложил ей свое покровительство в обмен на…

Николай Михайлович поднял глаза и увидел застывшую в дверях улыбающуюся Юлю.

– Я только хотела напомнить, что в час совещание у ректора, – сказала секретарша.

Храпычев кивнул, показывая, что он прекрасно помнит обо всем. Девушка с достоинством удалилась, притворив за собой дверь осторожно и – неплотно.

– Хакимова не ходила на лекции и семинары, – начал объяснять Ладейников. – Я только сказал ей, что с таким отношением к выбранной специальности она никогда не сдаст мне экзамен.

– Ну, вот видишь… Что тут отрицать? Короче, приказ об увольнении ректором уже подписан. Получи обходной листок и…

Валерий Борисович поднялся, пересек кабинет и закрыл дверь. То, что сейчас сказал декан, не умещалось в его голове: почему вдруг сразу увольняют? И почему об этом так спокойно говорит декан – человек, с которым они пять лет проучились на одном курсе, в одной группе… Да что там – человек, с которым столько лет дружили!

Ладейников посмотрел на Храпычева и понял: тот менее всего расположен сейчас вспоминать далекое прошлое. И все же Валерий Борисович попытался использовать последний аргумент:

– Коля, а кто мой курс возьмет?

Храпычев вздохнул, опять бросил взгляд на снежинки за окном, потом начал листать лежащий на столе ежедневник. И наконец кивнул.

– Согласен, некому его взять. Значит, придется мне лично, хотя не представляю, как совместить, времени совсем нет. Но, в конце концов, моя докторская как раз касалась экономического обоснования бизнес-проектов…

Ладейников обернулся на плотно прикрытую дверь, шагнул к столу и перешел на шепот:

– Ну, только мы с тобой знаем, кто писал за тебя диссертацию.

– Это что, шантаж? – возмутился декан, однако тоже шепотом. – Да, ты помог мне немного, но речь сейчас не об этом… И потом, не я принимал решение об увольнении.

– А где я работу сейчас найду?

Николай Михайлович поднялся и застегнул пуговицу на пиджаке.

– Все, Валера. Извини, я очень занят.

Возле кафедры экономического планирования Ладейникова караулил профессор Бродский.

– Добрый день, Валерий Борисович. Мне тут навязали оппонировать на защите кандидатской. Не могли бы вы уделить мне часок-другой? Посмотрели бы текст…

Валерий Борисович молча покачал головой и взялся за ручку двери. Но Бродский ухватил его за рукав.

– Может, завтра?

– Не знаю. Меня сегодня уволили, – ответил Ладейников и вошел на кафедру. Но на пороге обернулся: – Счастливо оставаться.

– Как так? – удивился Бродский. Затем спросил уже у закрытой двери: – За что?

Профессор увидел заместителя декана по учебной работе Бабелюк, куда-то спешащую, и попытался остановить ее:

– Бэлла Аркадьевна, вы слышали: Ладейникова уволили!

Ученая дама чуть сбросила темп и ответила на ходу, нисколько не удивленная известием:

– Вот и поделом. Вы что, не знаете, что Ладейников – запойный пьяница?

Бабелюк поспешила дальше, но остановилась, вспомнив самый большой грех уволенного доцента. Оглянулась и зло бросила:

– Еще и бабник к тому же.

А потом побежала по коридору с удвоенной скоростью, чтобы компенсировать время, потерянное на короткую дискуссию.

– Да что вы говорите? – удивился профессор Бродский. – Кто бы мог подумать! А ведь столько лет притворялся порядочным человеком…

Если бы Валерий Борисович знал, что о нем думают некоторые коллеги, он бы тоже удивился. Пьяницей он не был, хотя в последнее время по вечерам частенько захаживал в одно не очень чистое заведение по соседству со своим домом. В заведении он общался с приятелями и выпивал пару кружек пива. Иногда больше. А потом возвращался домой. Всегда один. И дома его никто не ждал. Может, он и не отказался бы стать чуть-чуть бабником, но женщины отнимают слишком много времени. Так что пиво было единственной слабостью, которую Ладейников мог себе позволить. Да еще на праздничных вечеринках профессорско-преподавательского состава он вместе со всеми выпивал немного шампанского или коньяка. Совсем чуть-чуть. Последнее – по двум причинам сразу: во-первых, потому что не любил напиваться, а во-вторых, потому что его все время выхватывала из-за стола Бабелюк и тащила танцевать.

– Экая вы неугомонная, Бэлла Аркадьевна, – говорил ей Ладейников.

– Да, я такая, – шептала ему в ухо заместитель декана. – Вы еще меня не знаете! Проводите же меня сегодня домой, я приказываю…

Однажды он согласился. Причем отнюдь не потому, что хотел узнать о неугомонности Бэллы Аркадьевны как можно больше. Просто ему показалось, что Бабелюк сама не доберется. Он поймал такси, довез замдекана до дома на окраине города в новостройках, вытащил из машины и попросил таксиста подождать немного. Сделал только одну ошибку – заплатил вперед. Потом довел Бэллу Аркадьевну до лифта, поднял на восьмой этаж и долго выяснял, где дверь ее квартиры. Пришлось разбудить соседей. От них Валерий Борисович узнал не только номер квартиры, но и много чего еще о Бэлле Аркадьевне. Затем он нашел в сумочке Бабелюк ключ, открыл дверь и пожелал засыпающей на ходу коллеге спокойной ночи.

Но та вдруг очнулась и, оказавшись совершенно трезвой, стала требовать осмотреть ее квартиру. Когда Ладейников все же начал спускаться по лестнице, Бабелюк плюнула в него, хотела ударить ногой, но промахнулась и упала. В результате сломала ногу и затем пару месяцев ходила в гипсе, что не помешало ей в дальнейшем носиться по факультету со скоростью «Невского экспресса».

После второй пары Валерий Борисович вышел на улицу. Стоял и курил.

Мимо пробегали студенты, проходили сотрудники и преподаватели факультета. Прошмыгнул мимо профессор Бродский, который на всякий случай, пока никто не видит, поздоровался с Ладейниковым еще раз. Пронеслась на всех парах Бабелюк, прошел доцент кафедры политической экономии Крышкин, известный тем, что десять лет назад, выступая на ученой конференции с докладом о необходимости введения продовольственных пластиковых карточек, заявил, что Адама Смита не существовало вовсе. Мол, это литературный персонаж, и его выдумал Пушкин в «Евгении Онегине», чтобы срифмовать со словом «Феокрита». Были бурные овации… Потом Ладейникову кивнул профессор Амбре-Мелидзе, который еще совсем недавно представлялся всем знакомым главным консультантом президентской комиссии по финансовому мониторингу, а незнакомым – членом-корреспондентом Королевской экономической академии в Лондоне. Потом от него ушла жена, и Амбре-Мелидзе позабыл о своих амбициях. Жена, кстати, ушла к владельцу парикмахерской для собак. Прошли доцент Скрипкин и профессор Шпунтиков, громко обсуждающие какой-то фильм, пробежал к своему «БМВ» доцент Пинтусевич, возглавлявший сгоревший недавно банк «Динамо-инвест», проплыла старший преподаватель Юшкина, прозванная радисткой Кэт за то, что в годы своего студенчества она являлась на все экзамены с чемоданом в руках и с диванной подушечкой под обтягивающим платьем. На госэкзамен она пришла и в самом деле беременной – по слухам, от Амбре-Мелидзе.