— Вам, попам — расстригам, героизм не к лицу. Ну же, опусти руки, освободи своего любовника и найди схоластическое обоснование своей трусости, как все вы делаете с тех пор, как ваш бог умер.

Священник опустил руки, склонился к ребенку.

— Аисса, ты свободен, выбирай.

Ребенок дрожит, вцепившись в бедра священника, касаясь босой ногой ледяного кувшина, округлившиеся глаза блестят, офицер берет его за плечо, притягивает к себе, пальцем раздвигает его губы, разжимает кольцо на деснах, сдавливает горло и поднимает мальчика, как рыбу за жабры:

— Что ты умеешь делать, малыш? Ребенок задыхается.

— Аисса играет на скрипке, как и все из его племени. Солдат пинает тело юноши — тот еще дышит.

— Возьми свою скрипку. Я тебя покупаю. Священник, даю тебе гарантию безопасности.

Священник с ребенком поднимаются в комнату, на корточках перед комодом они собирают вещи Аиссы, священник втискивает их в чемоданчик, они спускаются, офицер берет ребенка за руку:

— Ты взял свою скрипку? Если мы вернемся в Септентрион, ты мне понадобишься, чтобы прогнать мою меланхолию.

Священник склоняется к мальчику, но солдат поднимает оружие.

Партизан хрипит; три танка остановились перед садиком, солдаты в касках играют на губных гармошках в свете луны, офицер забирается на башню, мальчик, внизу, опирается на гусеницы, офицер сверху протягивает ему руку, мальчик цепляется за нее, взбирается на башню, офицер прижимает его ногой, танки трогаются с места, едут по приморскому бульвару, офицер смотрит на отражение звезд в бурлящей воде:

— Куда ты спрятал свою скрипку?

Он сдавливает кожу чемодана, мальчик открывает его, скрипка на мгновение блеснула в свете луны, офицер трогает ее, гладит, щиплет струны; сука, лежа на боку, кормит Щенков, танк надвигается, давит ее, кровь брызжет на фары; на лестнице Аисса падает на ступени, розовая пена брызжет с уголков его губ; поднимающийся по лестнице солдат наступает на руку потерявшего сознание ребенка, и она раскрывается на доске, увлажненной снегом.

На рассвете офицер, обнаженный, встает, откидывает простыни, пронизанные розовыми бликами; ребенок спит у двери, закутанный в попону цвета хаки, голова на чемодане; офицер идет к окну, выплевывает жевательную резинку, гладит нагревшуюся черепицу, закуривает сигарету; проходят две женщины под синими зонтами; офицер свистит, одна из женщин поднимает голову, видит обнаженного молодого мужчину, сидящего на подоконнике, дымное облачко над головой, блики от стены сеткой на животе и бедрах, офицер улыбается, достает новую сигарету, проводит большим пальцем по верхней губе; женщины поднимаются в садик, разбитый на террасе, усаживаются на стулья, мокрые от росы, одна из них бьет в ладоши, появляется девочка, босые ноги под короткой, шитой золотом туникой, верх туники мокрый, женщина трогает:

— Кто избил тебя до крови? Ладно, молчи, принеси кофе и тосты.

Девочка убегает, на груди — свежая кровь.

— Поваренок ее избил, потому что она ему отказала.

Я поощряю связи между слугами.

Она вновь поднимает глаза на обнаженного молодого мужчину, его ягодицы касаются свежей черепицы, он улыбается, видя полуоткрытую грудь той, что помладше, блестящие капли росы на перламутровой коже, жесткой, как шкура зверя, легкий пушок над верхней губой, он нашаривает ногой сандалии из ослиной кожи, склоняет голову, подсиненный лучами солнца дымок сигареты запутался в ресницах, ест глаза; она видит поднимающийся от линии бедра член, отворачивается, соскребает ногтем следы птичьего помета со стола, зонтик, раскрывшись, скатывается по ее ноге, которую она обнажила до колена большим пальцем, она поднимает глаза к молодому офицеру:

— Нынче заря занялась раньше и ближе к кварталу завоевателей. Ты по-прежнему любишь лейтенанта Иериссоса?

Говорят, его подозревают в организации взрыва поезда из Уранополиса.

Но вождь его защищает: еще до войны вождь увидел его среди нарядных детишек на званом ужине в честь лауреатов; он затащил его в парк, усадил на каменную скамью у фонтана, целовал его ноги, его губы поднялись до коленки мальчика, покрасневшего под кружевом воротничка:

— Ты сирота? Твой отец погиб в битве, которой командовал я, твоя мать — на военном заводе. Ты станешь солдатом, я так хочу. Я дам тебе раба — оруженосца. Пойдем в мой замок. У тебя будет оружие под подушкой.

Мальчик с пожитками сел в джип; машина въехала на брусчатку внутреннего двора, солдаты старой гвардии вождя, сидящие на корточках под бойницами, поднялись, мальчик высунул ногу из джипа, это движение приоткрыло под короткой штаниной пушок на лобке, вождь уже на ногах, он видит, ему сдавило горло; рядом с ним мальчуган с окольцованной губой гнет о мостовую ясеневый дротик:

— Вот твой оруженосец Аравик, он будет служить тебе днем и ночью, спать у твоей двери; вот кнут, чтоб его хлестать, вот ключ от темницы.

Мальчик смотрит на Иериссоса, его ресницы касаются шрама, пересекающего лоб по линии бровей, он протягивает дротик Иериссосу, его босые ноги испачканы лошадиным пометом и кровью.

Вождь обнял Иериссоса за плечи, мальчик взвалил на спину его багаж и зашагал по мокрой мостовой — с начала войны льет круглый год. Вождь ведет Иериссоса в центральную галерею замка; на полу у окон расставлены небольшие пушки:

— Это чтобы защитить Королеву Ночи. Ее былые любовники каждую ночь осаждают замок.

Молодая женщина ведет Иериссоса в приготовленную для него комнату; она склоняется над комодом, куда Иериссос бросил верхнюю одежду; Иериссос видит ее груди, его ладони сжимаются и разжимаются, женщина поднимает глаза, улыбается:

— Ты можешь их погладить, если хочешь.

Я — рабыня. Иериссос присел на колени, шорты из серой фланели рвутся, женщина просовывает руку в прореху между его ног, мальчик тянет руку к груди, позолоченной заходящим солнцем, трогает ее, его пальцы сжимают сосок, капелька молока выдавливается ему на пальцы, он ее слизывает, женщина, откинув голову, отталкивает его руку. Иериссос целует эту руку, целует грудь, солнце на его губах, ресницы щекочут соски, женщина склоняет голову к его виску, целует его волосы, ухо, Иериссос ощущает кольцо, скользящее по складкам ушной раковины, он резко выпрямляет голову, хватает губы рабыни, впивается в кольцо, его язычок обшаривает клокочущее нёбо, скользит по зубам, разбитым плетью или кулаком; его кулак опускается между грудями под платье, рука Бактрианы роняет одежду в комод, возвращается на плечо Иериссоса, тянет за ворот рубахи, скользящим кольцом обвивает шею; вот облако укрыло солнце, они поглощены друг другом; дверь в прихожую распахнута, на пороге возникает Аравик, в башмаках из ослиной кожи на деревянной подошве, он держит на вытянутых руках поленья и кору; Иериссос, лежа на постели, согнув ноги в коленях, смотрит на розовеющее облако, Бактриана на корточках укладывает белье, она поднимается, подходит к Аравику, сгружает поленья на мрамор пола; на коре — кровь от пальцев Аравика, который все так же стоит на пороге, вытирая пальцы о бока; Иериссос вскрикнул, Бактриана, поднявшись, подбежала к постели и зажала его рот рукой: