прибыли в город, наполняют улицы кровью, ты же знаешь, что шеф полиции приходит сюда только в случае крайней необходимости. Видимо, головы, регулярно появляющиеся прибитыми к входным дверям, являются таковыми, не зря же объявлен санитарный день. А вот фото того, кто заглядывает в каждую дырку в поисках тебя. Мне пришлось набраться мусорных дел, дабы иметь возможность отказать ему. Мусорными, как ты понимаешь, я называю дела кукол, поставленных управленцами города.

Жилистая рука подвинула фото по столу ко мне. На нём красовалась морда, вся в шрамах и без глаза, последнее — это мой прощальный подарок свихнувшейся твари, называющей себя Волком.

— Он отъявленный псих и садист. Последней каплей стало произошедшее при зачистке фермы по добыче нямки для семей, владеющих этим шариком. По ошибке ученых на ферме произошел сбой, и вся готовая продукция была испорчена.

С того дня, когда я вошел в здание фермы, регулярно просыпаюсь от кошмаров. А как они могут не сниться, при одном воспоминании об увиденном там тошнит и выворачивает. Мы разделились на пары для эффективной и быстрой зачистки. Когда мы ликвидировали охрану и весь научный персонал, я попал в помещение для видеонаблюдения и хранения документации. В руках оказалась папка с названием «Основы добычи нямки», которую я считал синтетической, ужаснулся, оказалось, что добывается она как эссенция из людей. На одном из экранов в комнате были дети, маленькие, чёрт подери, дети, я не мог поверить ни тому, что читаю, ни тому, что вижу. После того как в комнату с детьми вошёл Волк, он зачем-то привязал к столу девочку, я тогда бежал со всех ног. У меня не было права не успеть. Псих, который к ним вошел, был полнейшим отморозком.

Забежав в комнату, я выпустил в грудь повернувшегося Волка четыре пули, бронежилет не пробило, но желаемое было достигнуто. Когда я звал детей на выход, размахивая пистолетом, с глушителя еще тянулся дымок. Быстро освободив девочку и привязав Волка к столу, где пару минут назад был ребенок, я взял маленькую на руки, а она прижалась ко мне, вся дрожа от страха.

Наркотики, ликвидация политиков и людей делового мира, но дети — это, мать его, перебор.

На сто процентов меня должна была ждать группа чистильщиков на выходе. А их в свою очередь на отходе. Такой себе аналог — погребение Чингисхана, вернее, зачистка участников погребения и сопричастных к процессу на разных стадиях…

— Держись, Джони, по твою душу пришли и вправду не псы, а матерые волки. Я весьма удивлен, что они тебя еще не прижали. Бывай! — Уилсон хлопнул по столу ладонью, он погасил свое обязательство предо мной.

Мужчина забрал сумку из-под стола и покинул бар.

Бросив на стол смятую купюру, я сгреб в ладонь ключ и вышел на улицу. Такая погода мне не по нутру, но она помогает скрыться от любопытных взглядов, ветер и секущий кожу снег. Я будто снова очутился с девочкой на руках в ночи, когда, для того чтобы вывести из оцепления детей, за моей спиной была взорвана фабрика по добыче нямки.

В ночь, когда мне стало не по пути с нанимателями, я сделал всё возможное, дабы детей считали погибшими. Шуму поднялось тогда знатно, полиция, журналисты, спецслужбы. К моему удивлению, поднявшуюся волну смогли быстро замять, а внимание народа отвлекли поднятием цены на хлеб, крупной забастовкой профсоюза и каким-то скандалом с кинозвездами. Знатно тогда пришлось поиздержаться собственникам адской фабрики, весь этот банкет оплачивался из их кармана.

В ту ночь, чтобы меня считали сгоревшим дотла, пришлось вывернуться через жопу и завернуться в обратном порядке. После этого мне даже удалось пожить в меру спокойно, пока на пороге не появилась она.

Поправив шляпу и подняв ворот, я смотрел на окно, в котором горит свет, там за шторами меня ждали, и от предвкушения всё тело гудело. Не теряя ни секунды, я быстрым шагом вошел в холл гостиницы, сонный администратор поднял на меня глаза, но увидев показанный мной ключ со смятой металлической биркой, утратил ко мне всяческий интерес.

Подходя к двери с нужным номером, мне не удавалось унять колотящееся сердце. Мысли скакали, словно взбесившиеся лошади. Мне показалось, что, замерев с ключом в руке, поднесенном к замочной скважине, я простоял не более пяти секунд. Дверь открылась, и предо мной явилась богиня в пеньюаре. Ее зеленые глаза манили, а алые губы, словно маки, сводили с ума. Мой мозг утерял всякое управление на время, пока мы не упали без сил на шелковые простыни.

Впервые прорвало поговорить, и я болтал без умолку, а она внимательно слушала, положив мне голову на плечо и лишь изредка уточняя, правильно ли меня поняла.

Осколки разлетевшегося стекла и ворвавшийся холод разбудили меня, незаметно провалившегося в сон. Сунув машинально руку под подушку, я из-под нее выстрелил в мелькнувшую тень, видимую в свете уличных фонарей.

Грохнувший выстрел в ответ ощутимо ужалил плечо. В окно проскользнули еще две тени, и в этот момент комнату залил свет из коридора, вылетевшая дверь еще была в воздухе, когда сладко «запел» Томи. Когда поет Томи со своим братом близнецом, а ты без штанов в кровати — это фиаско, братан.

— Тебя ждет Белла, у тебя десять секунд, не успеешь и присоединишься к своим гостям, — говоривший человек с «томпсоном» в руках исчезла из виду.

Кровать была пуста, но место, где она лежала, еще не остыло, не было и платья, висевшего на стуле. Где же… а я ведь даже имени ее не знаю. Всегда называл ее Малышкой. Если бы не оставленный револьвер под подушкой, я бы был мертв, а он туда положен не мной. Здесь что-то не так, но нужно убираться отсюда подальше, естественно, после разговора с хозяйкой Гнезда.

И вот я снова захожу в паучье гнездо, из которого не так давно вышел.

— Джони, Джони… слышала, ты сыпешь возможностями погашения услуг перед тобой, вот не удержалась воспользоваться случаем.

— У нас нет взаимных обязательств, Белла.

— Замечательно, Джони, ты меня всегда радовал. Сейчас мои девочки тебя залатают, а я тебе налью стаканчик виски, так сказать, на дорожку.

— А не помешает ли этот стаканчик собрать мне вещи?

— Девочки, подарим Джони часик? — эта женщина скорее давала понять, сколько у меня есть времени, чем задавала вопрос.

Погладив черного кота с белой грудкой и такими же носочками на лапках, я последовал за девочками в пошивочный кабинет, где заштопали уже не одну тысячу дырок в теле.

Когда меня подлатали,