Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ты живёшь во Тьме, но подумай — проотрицай — ведь это неправда! Ты запер в комнате глупца! Посмейся над ним и коль уж тебе захочется, то ты сможешь обмануть его и вернуться назад. Тьма, Бездна — смешно! Тебе должно быть искренне весело, когда кто-то говорит, что он единственно прав! Посмейся, ввергни его в пучину противоречий, и ты увидишь, как он откажется от собственных слов! Глупцы те, кто остаются жить в комнате, но глупцы и те, кто живут за её пределами! «Но ведь третьего не дано», — возможно скажешь ты и будешь не прав. Дураки и шуты те, кто стараются находиться посередине — между Тьмой и комнатой. Идиоты те, кто называет себя Богом! Ровно также глупцы те, кто называет себя Человеком.
Да, огонь в твоём сердце тухнет, но приглядись внимательнее, что приходит на его место — это волна — урок, который я несу тебе, и ты был бы невеждой, если бы стал меня слушать, как сейчас, но остался бы и невежей, если бы заткнул уши.
Урок мой — отрицание. Отрицай всё, в чём ты испытываешь сомнения. Отрицай своё отрицание. И отрицай и этот постулат. Истина, ложь — антиподы, но разве жизнь такова? Не пытайся разобраться в себе, проотрицай и себя самого. Вот загадка и разгадка жизни. Твои слёзы и скорбь — ничто. Нечто — ничто. Но прав ли я? Ответь на этот вопрос себе самостоятельно.
Низенький старичок повернулся в сторону подошедшей пары, снял соломенную шляпу, поприветствовав. Своей тощенькой фигурой он загораживал ребёнка, попавшего в лапы Тьмы. Мальчик двенадцати лет отроду смотрел в пол ничего не выражающими потухшими глазами. Конечно, оставалось загадкой дошли ли слова старичка до его восприятия. Как бы то ни было, он продолжал не двигаться. Однако, как только Анастасия подошла к нему, ребёнок вдруг встрепенулся и начал следить за каждым её действием. Мимо внимания старичка это не прошло:
— Нечто? Приятно познакомиться, — протянул тот свою сухую старческую руку существу, однако Анастасия не пошевелилась, смотря в глаза мальчишке.
— Мы, — прокашлялся Василий Фёдорович, — пришли увидеть нынешнего градоначальника. Где он?
— По какой причине? — осведомился старичок.
— Свергнуть, конечно! — не моргнув и глазом, отрапортовал бывший градоначальник.
— О, — отмахнулся старичок, поправляя соломенную шляпу, съехавшую набок (она была больше положенного размера), — не беспокойтесь! Что вы, что вы! Международное сообщество уже одобрило нового градоначальника! Вот бумага, — старичок протянул белёсый документ Василию Фёдоровичу. Тот принялся внимательно, впрочем, читая так быстро, что пропускал целые абзацы, изучать постановление. И по мере того, как глаза его выпучивались всё больше и больше, становилось понятно, что бумага имела большой вес на политических игрищах, — да, не беспокойтесь так! — пусто улыбнулся старичок, — ничего ровным счётом не поменялось! Наоборот — стало только хуже! Теперь нет никакой «крыши», вместо неё честная монополия. Очевидно, из-за образовавшейся демографической ямы — вы как минимум, Василий Фёдорович, куда-то пропали — повысили допустимо рабочий возраст, теперь будем уходить на пенсию после восьмидесяти, но вы не переживайте особенно сильно! Всё на пользу старикам, взгляните на меня, я счастлив! Радуйтесь и вы!..
Впрочем, старичок, собиравшейся ещё что-то сказать мертвенно-бледному Василий Фёдоровичу, вдруг осёкся. И не просто так — через мгновение мальчик вскочил со скамьи, где прежде сидел, и с нечеловеческой силой полетел на Анастасию, крича: «лгу-у-унья!». Существо быстро хлопнуло в ладоши, и мальчишка в мгновение ока упал навзничь на холодный мрамор.
— Что же вы это? — через секунду после спросил исподлобья старичок, — торопитесь и убираете чтение? Бедняжка, теперь пуст, как чистый лист. Однако ж я не глупец — знаю, что вы делаете и зачем. Но вынужден уведомить вас, Бог «справедливости», что объективная реальность теперь начнёт сильно искажаться. Вы дошли до допустимого предела, дальше — пропасть. Даже интересно как далеко Вы готовы пойти ради спасения и уничтожения всего и вся.
— А вы? Всё также продолжите наблюдать? — спросила Анастасия, чуть подрагивая.
— Моя роль ещё недоиграна. Я приду к Вам, когда солнце для Вас вновь погаснет. Теперь же прощайте.
Отчуждение
«Мир изменился навсегда,
Убери книги из жизни –
В людях исчезнет на века
И добро, и зло — нет укоризны!
Алый рассвет не разгорится,
Потухнет солнце и тогда:
В Бездне проснётся — застучится,
Оно ждало как никогда…
Комнатный свет красным
Заполнится — начнёте вопить.
Тьмы тишина гамом
Повалит — возжелаете убить.
Что же? Всё отрицаете?
Бросьте праздность — взгляните:
Нет души — засыпаете,
Сна нет — вперёд — бегите!», — плакал мир и мирозданье, рыдал и Истинный и Ложный Бог, но и волны чувств сошли на нет — коль нет книг, то нет и смысла как скорбеть, так и чего-либо желать.
Василий Фёдорович, поморгав пару раз, начал что-то мычать, упал на четвереньки и бросился галопом прочь. Мальчик, валяющийся на мраморном полу, поднялся, усевшись на ноги, поморгал да зевнул, посмотрел на Анастасию и сказал ей:
— Отринул я от себя книги, когда остался совсем один во Тьме, и мне теперь ясно, чего ты пытаешься добиться. Но разве это справедливо, о Нечто? Это честно?
Анастасия наклонилась к нему и тихо-тихо прошептала тому на ухо:
— Где Пётр Эрсте? Где ваш вожак?
— Прошу не нужно, — захныкал мальчишка, глупея на глазах: расширились зрачки, растрепались вдруг волосы, неестественная бледность залилась краской, а взгляд стал заискивающим и сонно-равнодушным, — там, где всё началось, — прошептал он, плача и улыбаясь одновременно, — в лесу, у Бездонного Озера, — пролепетал мальчишка из последних сил, теряя силы на сложную осмысленную речь.
— Привет! — крикнул он у уха существа, задорно вставая и бесцельно рассматривая мраморные колонны.
Анастасия поднялась. Нужно было торопиться, чтобы отыскать Бездонное Озеро, до того, как все жители города не превратятся в человеческих «животных». Направляясь к выходу из девятиэтажного здания, в дверях она столкнулась с парой людей: бывшим и нынешним градоначальником. Они