Соседки по комнате предостерегали, что он ощиплет Наташу как цыпленка, но та все верила, что первый друг будет нежным и ласковым.

Однажды соседки задержались на очередной вечеринке, а она легла спать одна. И тут постучался он. Веселый и пьяный, как всегда. Как не впустить? Ведь он поклялся наивной дурочке в вечной любви! В тот вечер в общаге был полный «отвал башки» – отмечали какой-то праздник, так что все решили «гудеть» ночь напролет, включая и самого коменданта общежития. А Наташино первое свидание закончилось в милиции. Там констатировали сильные побои и обещали обязательно найти подонка, ее изнасиловавшего.

Наивная простота, Наташенька Смирнова надеялась, что если парень любит, то будет рассказывать о будущей семейной жизни или хотя бы позовет в кино, а не станет нагло стягивать трусики. Она была против – он нет. Она отбивалась – он добивался. Эх...

Сейчас с высоты своего опыта Наталья, не открывая двери, сказала бы этому «донжуану с садистскими наклонностями», что, если действительно любит, пусть приходит завтра трезвый и с тортом. А если нет, ее не устраивает любовь на его условиях.

Но это сейчас, а тогда...

Подонка нашли и посадили. Но с тех пор Наташе не стало житья в общежитии. Все решили, что виновата она сама – нечего было хвостом вертеть и портить жизнь лихому парню. «Сучка не захочет, кобель не вскочит», и все в том же духе. Эх!..

Вторую душещипательную историю под совместные слезы и сопли рассказала словоохотливая Света. У них в группе училась одна необыкновенно красивая девочка Женя Ласкина. Просто ангел во плоти! Даже странно встречать таких девчушек в наше время пива и повального разгула вперемешку со вседозволенностью. В винегрете курящих студенток и матерящихся парней было странно видеть белокурую Женечку Ласкину, с ее вечной улыбкой на чуть подкрашенных помадой губах (больше никакой косметикой девочка не пользовалась).

Девчонки завидовали ей черно-белой завистью. Чего не завидовать, если красятся-мажутся-начесываются, а все равно не такие красивые, как Ласкина.

Но Женечка никогда не противопоставляла себя другим, за что одногруппницы ее любили, хотя не дружили особо. Оно и понятно: ангелочков любят, могут с ними даже посюсюкаться. Но вот серьезно относиться, по-дружески брать на вечеринки или приглашать выпить пива после занятий для обсуждения нелегкой женской доли и миллиона девичьих проблем – это по части простых смертных.

Да и сама Женя обычно держалась подальше от подобных мероприятий.

А однажды Ласкина сделала группу чуточку добрее. Она не отличница, так, троечный середнячок, но отличалась примерным поведением и некурящей биографией, чем заслужила уважение преподавателей техникума.

Одна из них, увитая глубокомысленными буклями, как-то зашла в класс, повизгивая от ненависти своим обычно интеллигентно поставленным сопрано. Оказывается, кто-то вчера подпалил ее нутриевую шубу, висящую на вешалке в кабинете по бухучету. Преподша долго не гадала и сразу двинулась на Синеперову с Перлухиной, выкатывая от победоносной ярости глаза, стремясь раздавить их и изгнать из техникума навсегда.

С этими девицами у нее давно шла война. Курящие двоечницы иногда приходили на занятия в нетрезвом виде, отчего будили в преподавательнице бухучета огромное желание наказать их всеми средствами воспитания, чтобы остальным неповадно было.

Педагогика-де с ролью справилась, да так усердно, что заставила Синеперову с Перлухиной ворваться в класс к самой «педагогичке» и, пока никого не было, подпалить шубу. Это рассказал учительнице то ли по секрету, то ли после морального прессинга первокурсник Вася Енькин.

В общем, ситуация сложилась страшная, потому как подружек точно отчислят и лишат возможности хоть как-то прилично жить в своем мире. Притихшие одногруппницы ждали очередных неприятностей.

Но тут, нарушая грозную тишину, встала Ласкина и пролепетала, запинаясь и всхлипывая, что-то типа: «Ой, извините, простите, это я виновата, вчера убиралась в классе и нашла зажигалку красивую. Ну и решила проверить: работает, не работает? Чиркнула, а она как полыхнет... И... и... я вашу шубу подпалила, а сказать побоялась...»

На лбу преподши углубились морщины, а закатившиеся обратно глаза отказывались пока воспринимать происходящее. Весь класс съежился, понимая, что Ласкина спорола большую глупость, да и сама ситуация выглядела непонятно абсурдной...

Неожиданно из-за парты встала Таня Браун, на самом деле дежурившая вчера, и в торопливо грубой манере заговорила, что все правильно, вчера она должна была дежурить, но по двумстам пятидесяти сейчас же перечисленным ей причинам попросила Ласкину ее подменить, а Ласкина, сами понимаете, зажигалками пользоваться-то не умеет, о регуляторе пламени не слышала и не знает, где ими чиркать можно, а где – нельзя.

Девчонки в классе сильно удивились тому, что сама Танька Браунша, всю жизнь жившая для себя и даже питавшаяся в общежитии за счет первокурсниц, вдруг стала врать в свойственной только ей грубоватой манере, да еще не для себя драгоценной, а для Ласкиной и вообще для двух дур подружек, к коим она была глубоко равнодушна, ведь те не жили в общежитии, никогда ее не кормили и не давали поносить свои вещи...

«Преступление и наказание» неожиданно превратилось в «Деяния матери Терезы», отчего все долго оставались в смятенно-умиленных чувствах.

С тех пор одногруппницы полюбили Ласкину, потому что тепло как-то на сердце становится, когда обычный человек спасает жизнь другому человеку, да еще и во вред себе. Ласкина, стоя за партой, плакала, а преподша от отчаяния даже перестала орать, так как ей опять не удалось изгнать Синеперову с Перлухиной.

Зачем тихоня Ласкина вообще так поступила? Вроде всегда жила смирно и по-детски равнодушно. А шут ее знает! Просто попало так, наверное. Ласкина в один момент поняла, что только ей не влетит за шубу. Ведь ангелочков не бьют, им только пальчиком грозят, и то крайне редко.

Один лишь недостаток был у Женечки: на третьем курсе техникума она оставалась сущим ребенком. Сколь ни пытались познакомить с каким-нибудь парнем – она была невинной и наивной, так и не подружившись ни с кем по-взрослому.

Мальчишки, конечно же, интересовались ангельской внешностью Ласкиной, тем более что у херувима были вполне приятные формы, но как-то боялись проявлять активность, может, она вгоняла их в стеснение своей детской наивностью. Так и жила Ласкина тихо да мирно, пока однажды это не закончилось.

Сами знаете, какой хорошей ты ни будь, если не уважают мальчики, девочки не возьмут с собой на дискотеку. А если парни еще и орут вслед какой-то девчонке непристойности с целью окончательно затравить, с ней не будут ходить даже самые наглые подружки. Здороваться будут, а вот ходить – нет. И не потому, что они плохие или предательницы, а потому, что, хоть к Женечке хорошо и относились, настоящей подруги у нее никогда не было. Не повезло ей, в общем.

И случилось это глупо, даже странно, что ли? Потому что случилось с самой Ласкиной.