– Чего ты боишься? Что кто-то скажет, что ты прокладываешь себе путь на вершину? В этом городе это комплимент. Так и должно быть, потому что трахаются все, но чертовски мало кто делает это достаточно хорошо, чтобы добраться до вершины.

Это и побудило его сделать звонок. Ему нужны были перемены. Любые перемены.

Еще ближе.

Я отстаю на пару метров. Вдруг вижу прямо под ногой впередистоящего проволоку. Время останавливается. Я знаю, что проволока подключена к гранате. Еще я знаю, что граната принадлежит патрулю вьетнамской армии, таким же убийцам, как мы, и все мы находимся внутри штуки, которая живет сама по себе, как огромный зверь, имя которому – война. С этого момента все навсегда изменилось.

Война – это не что иное, как ложь.

Стоп.

Несмотря на внушительные размеры, он выглядел мягким – как и многие сотрудники ЦРУ. Толще в талии, чем в груди, шире в бедрах, чем в плечах. Волосы как из парикмахерской. По воскресеньям он предпочитал переодеваться в клетчатые рубашки и жарить барбекю. Мягкий, обычный. Но это не значило, что он не способен отдать приказ об увольнении или, при других обстоятельствах, об устранении. Ему приходилось делать и то и другое.

Ты не понимаешь, кто мы такие. Мы носим дешевые костюмы, ведем себя скромно, и любой, у кого есть пара тысяч, может нанять нас. Но почти все в нашей компании – сотрудники ФБР, ЦРУ, полицейские, военные. Почти все мы служили. Те из нас, кто постарше, прошли Вьетнам. Мы выжили в мясорубке. Мы носили M-16, кидали гранаты и устанавливали мины. Мы видели, как умирали и страдали наши друзья. Не надо нас недооценивать. Только глупый человек вступает в спор. Умный маневрирует так, чтобы в стычке не было необходимости.

Представьте себе, что вы прыгаете вверх и вниз со словами: «Мы серьезные люди, отнеситесь к нам серьезно».

То, что он убивает лицом к лицу, глядя в глаза человеку, который собирается умереть, не говорит о том, что для него жизнь ничего не стоит. Это говорит о том, что он безжалостно честен. Инструкторы боевых искусств верят в то, что боль – это учитель. Как и инструкторы морской пехоты. И многие родители.

Он не собирался просто выкинуть деньги. Если бы он это сделал, они бы отнеслись к нему как проститутка к клиенту: содрали бы много денег при минимальных усилиях и без всякого участия. Он же был настроен на выстраивание отношений. Он исследовал и изучал людей, с которыми хотел иметь дело.

– Сэр, – сказал он, подняв правую руку и дотронувшись кончиками пальцев до брови в знак приветствия, – вы оказываете мне большую честь, предоставив мне возможность служить вам и моей стране. Благодарю вас, сэр.

Назад.

– А война – это хорошая работа, Джо?

– Да, самая лучшая.

– Если бы у тебя был сын, ты бы так его воспитывал?

– Что ты имеешь в виду?

– Ты бы стал бить его до тех пор, пока он не стал бы достаточно сильным, чтобы дать сдачи?

«Военные дела имеют величайшее значение для страны, ибо от них зависит жизнь или смерть, выживание или уничтожение. Высшая позиционная стратегия – это отсутствие видимой позиции».

Танки пересекают неохраняемую границу. Этому нет оправдания ни в морали, ни в международном праве. Захватчики – грубые люди. Они совершают УБИЙСТВА, убивают женщин и детей, крадут имущество. Их лидер – это ГИТЛЕР. Новый Гитлер.

«Цель войны – улучшение состояния мира. Поэтому необходимо вести войну с постоянной оглядкой на мир, которого вы желаете. Победа в истинном смысле подразумевает, что состояние мира и вашего народа после войны будет лучше, чем до нее».

Заново.

Теперь ей нужно знать: как выглядит человек, чей пенис побывал внутри настоящей кинозвезды?

Последствия были настолько интеллектуально вызывающими, что он мог бы повернуться к своим родителям и сказать: «Эй, вы, ублюдки, посмотрите на меня, у меня все получается, мне не нужно, чтобы вы любили меня, и я никогда, никогда больше не буду любить вас».

Но он был уверен, что лицо его отца должно было выглядеть так же, как лица в фильме. Такие необычайно обычные. Небритые. Курящие сигареты. Готовые отдать жизнь за чашку кофе. Мечтающие хоть об одном свежем овоще, кусочке лука, ванне.) Мужчины шли в бой.

Именно это качество, это ощущение работы без страховки, заряжало магией ее актерскую игру. Не ремесло, не скулы, не сиськи, а смелость. Смелость быть уродливой, грубой, жалкой, глупой, испуганной, властной, порочной, сукой, дрянью, недотрогой, святой. Смелость найти в воздухе леску, на которой невозможно устоять, и устоять на ней.

«Я рад, что все закончилось. Я вышел оттуда живым и невредимым и собираюсь прожить остаток своей жизни спокойно и мирно». Многие люди вернулись не такими. Многие вернулись с мыслью, что мир – это унитаз, и я собираюсь в него насрать. Или хватай все, что можешь, как только можешь, потому что кто-то идет. Или я пошел и сражался за вас, и теперь вы должны мне жизнь героя, и если я этого не получу, то буду дуться.

Думаю, это можно сравнить с ковырянием в носу. Ты делаешь это в присутствии других людей, только если они уже знают, что ты это делаешь.

Мне повезло. Я всегда знал, что мир – это жесткое и грязное место. Что никто не заботится о героях. Это то, что дал мне мой отец. Он не дал мне иллюзий, которые можно утратить.

Люди ненавидят тех, кто обещает больше, чем может выполнить. Начальству нравятся сотрудники, которые честно сообщают им, что и когда можно сделать, а что нельзя. Это было смешно. Боссы это ненавидят. Им нужны люди, которые могут сделать для них невозможное без споров. Именно это производит на них впечатление. Лучше не говорить. Просто делай, что можешь.

Язык фильмов был ясен. Террористы были плохими. Другой стороны истории не было. Терроризм был полезен и важен. Он позволял экономить на объяснениях. Как и в случае с нацистами, дайте парню монокль, оденьте его в кожу, покажите приветствие прямой рукой и ухмылку – и зрители уже знают, что это злодей, и режиссер может сразу перейти к делу.

Убийство оправдано до тех пор, пока человек