Это не только эллинский или римский сценарий метафизики войны. Христианство видит мир сходным образом.

Небо и Спас в Силах на небесном троне – это именно победа, Хризма, «In hoc signo vinci!» св. Константина. Это – Христос-Вседержитель, Пантократор. Победивший смерть.

Война как история церкви земной, воюющей с могуществами мира сего.

Ад и бездна, илистое дно мироздания, где жизнь застывает в толще льда или сгорает в раскаленной жаровне ничто.

Поэтому христианин, всякий крещающийся во Христа, облекающийся во Христа – воин Христов. Он мобилизован на мироустроительную войну. У нее есть только одно завершение: победа. Мы не можем не вести ее. Ведь сказано Христом в Евангелии от Матфея (10:34): «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч». Меч необходим для войны; для чего же еще?!

Бытие есть бытие-в-войне. Поэтому между собой воюют Ангелы, звери, народы, державы, идеологии. Это страшно и трудно, но это наша судьба. И никуда мы от нее не уйдем. У нас нет выбора: воевать – не воевать. Выбор иной: победить или проиграть. Если мы отказываемся от войны, это может означать только одно: мы уже проиграли, и ступня победившего твердо покоится на нашем поверженном впечатанном в грязь черепе.

Афина выше Ареса. Мирная небесная Церковь святых и мучеников выше земной и подверженной циклам истории. Но путь к миру лежит только через войну. Путь на небо – только через земные страдания. Кто не постраждет со Христом, не воскреснет с Ним и не вознесется к Отцу. Поэтому никому не дано избежать войны. Дано лишь победить или проиграть. Всё. И то не «дано», а позволено воевать, чтобы иметь возможность победы. Или хотя бы восстать.

Русские, как и практически все народы Земли, на протяжении всей своей истории непрерывно воевали. В каждой схватке нам бросали вызов. И каждый раз мы давали ответ. Или сами бросали вызов кому-то. Абсолютных побед на земле не бывает. Как и вечных границ или вечной дружбы. Рано или поздно все начинается снова.

Космос нельзя создать раз и навсегда, а потом успокоиться. Если бы это было так, то мир был бы механизмом. Если жизнь оставит в покое живого, живой умрет. Если дух перестанет волновать и мучать материю, материя оползнем соскользнет к собственной абсолютной нищете; ведь материя – это ничто, беднее ее нет. И даже если мир есть аппарат, то и он рано или поздно истлеет. У войны нет альтернативы: либо война, либо война. Одно из двух. Инерция не способна ничего создавать. Государство, народ, культура всегда вынуждены воевать за то, чтобы остаться собой, сохраниться. Но в ходе этой войны они меняются – растут, крепнут, зреют, сужаются, дряхлеют, изнашиваются. И аккорды войны измеряют время людей – от войны до войны. Мы живем именно так.

Русские не исключение; мы также живем войной. Но к войне разные народы относятся, в свою очередь, по-разному. Некоторые воюют и любят воевать. Они будто созданы для войны. Но это не о нас. Русские воевать не любят. Русские не чтут войну как-то особо. Они ее даже немного стесняются. Русские бледнеют, когда чувствуют близость войны. Они не жаждут ее. Но… Русские практически всегда побеждают. Так или иначе, но побеждают. Даже проигрывая (почти) все битвы, мы умудряемся выигрывать (почти) все войны. В отличие, например, от немцев, у которых все строго наоборот.

Когда войны не избежать, русским ничего не остается, как только ее выигрывать. И они (то есть мы, русские) раз за разом, век за веком делают именно это. Побеждают.

Только поэтому у России между границами на Западе и Востоке лежит половина планеты. И треть планеты между Севером и Югом. Потому что мы – народ, в чьих жилах течет кровь Ангела Победы. Наш секрет в мире. Но мир мы понимаем совершенно правильно: как построенный русскими мягкий и нежный вселенский имперский космос. Построенный – как только и можно – на трупах героев и крови мучеников, но так как мы смотрим на войну глазами Победы, то видим совсем иное: убитый русский солдат в простреленной шинельке с размозженным черепом – это колыбель родившегося, пришедшего в мир, созданный своим же подвигом, солнечного духа. Русский мученик – это чистый луч небесной радости; чем кровавей, тем слаще. Трудная и вселенская русская истина. Но посмотрите на нас и на нашу историю: не это ли мы видим повсюду? Кровь и величие, и снова, снова, снова наши русские земли, вырванные войной из объятий материи и брошенные в небо. Это небо – тоже русское. Мы воюем и в нем. И ангелы вместе с нами, на нашей стороне. Ангелы русской войны.

В наше время слово «геополитика» вошло в моду. Его употребляют к месту и не к месту (чаще всего не к месту). Но при этом ни сущность этой науки, ни ее методы не становятся яснее. Когда мы говорим о геополитике, что, собственно, мы имеем в виду?

Геополитика как наука сложилась во второй половине XX века на основе политической географии. Ее основателями считаются швед Рудольф Челлен и англичанин Хэлфорд Макиндер. Смысл этой дисциплины в том, что многие закономерности в развитии государств, народов, культур, цивилизаций и религий в огромной степени предопределяются географическими, пространственными факторами. Иными словами – «география как судьба».

Сделав чисто научное открытие о тесной (и не осознававшейся ранее) связи структуры государства с пространством и ландшафтом, основатели геополитики сразу же перешли к конкретной политической практике, международным отношениям и военной стратегии. Это придало их исследованиям актуальность, и ученые, начавшие развивать новую науку, быстро сделали политическую и дипломатическую карьеру.

Позднее термин «геополитика» был в значительной степени дискредитирован тем, что его узурпировали германские национал-социалисты, хотя не следует забывать и о том, что первыми к этой науке обратились не германские, а шведские, американские и английские авторы.

Выдающийся немецкий геополитик Карл Хаусхофер запятнал себя и отчасти само слово «геополитика» сотрудничеством с Гитлером, но агрессивные милитаристы Третьего рейха использовали в учении Хаусхофера лишь то, что соответствовало их собственным шовинистическим устремлениям, а остальное просто отбрасывали. Так, к примеру, Гитлером была целиком и полностью отвергнута идея Хаусхофера о «евразийском континентальном блоке» по оси Берлин – Москва – Токио. Этот «евразийский блок», по мысли Хаусхофера, должен был стать главным звеном всей немецкой международной практики и военной стратегии. Но вместо геополитического союза с Москвой, продиктованного научными геополитическими соображениями, обоснованными и развитыми Карлом Хаусхофером, гитлеровцы предпочли преступное и самоубийственное для них самих нападение на СССР, пресловутый Drang nach Osten.

Марксисты вообще отрицали геополитику как «буржуазную науку», поэтому долгое время, особенно после войны, в СССР она была под запретом.