Адам как раз объяснял правила игры и при моем появлении прервался, чтобы уточнить детали. Оказалось, что я один из четырех человек, которые никогда не играли в «Мафию». Опытные игроки комментировали объяснения хозяина и давали разного рода указания.

— Я буду рассказчиком, — сообщил Адам. — То есть сам я не участвую, но в некотором смысле руковожу игрой.

— Мы хотим, чтобы ты играл! — крикнул один из присутствующих. — Пусть рассказывает кто-то другой. Мы уже опытные и знаем, что делать.

— Да нет же, вам нужен толковый строгий ведущий, — протестовал Адам. — Вы непослушные ребята и постоянно нарушаете правила.

Мне показалось, что я услышал в его голосе нотки неоспоримого превосходства над несчастным человечеством, свойственные настоящему Призраку.

Согласно правилам игры в «Мафию», группа из четырнадцати человек формировала «деревню». Однако лишь трое игроков являлись членами «мафии»: они только притворялись настоящими крестьянами, а на деле намеревались уничтожить всех поселян. Роли распределялись посредством заранее приготовленных карт — черных для деревенских и красных для членов мафии. Игра развивалась по определенным циклам «дня» и «ночи». Ночью мы закрывали глаза и опускали головы, изображая сельских жителей, погруженных в сон. Адам объяснил, что не спят только трое мафиози. Они не смыкают глаз, обмениваясь взглядами, и намечают следующую жертву среди обитателей деревни. Ведущий сообщает обреченному о его участи утром, и тот выбывает из игры.

В отличие от ночного времени день представлял собой полный разброд и хаос. Сбитые с толку, напуганные и наивные селяне живо обсуждали происшедшее. Среди них, разумеется, находились скрытые мафиози. Каждый день заканчивался тем, что жители путем тайного голосования решали изгнать из деревни очередного подозреваемого. Вслед за суровым ритуалом в духе известного преследователя коммунистов сенатора Маккарти наступала ночь, и мафия вновь наносила коварный удар. Далее события развивались в том же духе. Мафиози побеждали, если удавалось сократить число селян до двух-трех человек, и злоумышленники получали большее число голосов на выборах. Однако деревенские имели возможность к этому времени разоблачить всех бандитов.

Игра показалась мне туповатой. Я потягивал пиво, сказав Роберте, что принесенное мною вино можно убрать в погреб, и присматривался к присутствующим женщинам. А потом незаметно влился в группу игроков. Начался наш первый день в деревне, сопровождаемый резкими замечаниями Адама, напоминавшего о том, что «мертвые не должны открывать ртов». Мне попалась черная карта. Значит, я деревенский житель.

Население деревни составляли молодые, шумные, краснолицые, разгоряченные пивом обитатели, чьи привязанности я не мог определить. Все также оказались весьма кровожадными.

— Не важно, против кого мы станем голосовать в первый день, — заявил один игрок-ветеран. — Пока у нас нет никакой информации.

Меня занимало, каким образом и когда мы сможем получить какие-то нужные сведения, просто оживленно переговариваясь между собой в принципе ни о чем. Одного завзятого игрока по имени Барт вскоре изгнали из наших рядов на том основании, что в прошлой игре он не раз уличался в обмане и никто ему больше не доверял. Роберта, которая благодаря своим незаурядным внешним данным заметно выделялась на фоне остальных обитателей деревни и пользовалась среди них авторитетом, первая выдвинула обвинения против этого человека. Барт громко протестовал, однако ему пришлось сдаться и уступить требованиям односельчан. Пришла «ночь», мы «уснули», а когда опять наступил «день», Адам объявил, что мафия расправилась с женщиной по имени Келли.

Сообщение об убийстве Келли вызвало смех и крики удивления. Почему злодеи выбрали именно ее? Возможно, такая информация должна подвигнуть нас на настоящую расправу и самосуд, вместо того чтобы приносить в жертву смешную фигуру вроде Барта. Игроки вновь разразились ревом обвинений. Я повернулся к грациозной брюнетке с короткой стрижкой, сидевшей рядом со мной. За всю игру она не проронила ни слова.

— Вы в мафии? — спросил я довольно громко.

Она явно удивилась.

— Я деревенская жительница.

— Я тоже.

Представился ей, она сообщила мне свое имя. Девушку звали Дау. В шуме голосов деревенских предводителей, в числе которых находилась Роберта Джар и несколько крутых парней, призывавших к новой чистке, наш разговор оставался неуслышанным.

— Впервые играете? — спросила Дау.

— Да.

— Это вовсе не значит, что вы говорите правду.

— Совершенно верно. И все-таки я не вру. Кого вы подозреваете?

— Пока никого.

Дау смело посмотрела мне в глаза. Я почувствовал укол в области сердца. Она казалась полной противоположностью Роберте Джар — маленькая, уязвимая, хотелось бы верить, что одинокая.

— Давайте работать вместе, — предложил я. — Будьте внимательнее.

Затея начинала мне нравиться. Игра выявляла в нас различные образцы поведения, включая замешательство и самобичевание. Дружеское взаимодействие вдруг перерастало в приступы реальной паранойи, ухода в себя и даже вспышек обид и необоснованного гнева. Игра захватывала, однако в ней чувствовалась пустота, отсутствие подлинного содержания. Несмотря на всю театральность происходящего, мы никак не проявляли свою личность, ничего о себе не рассказывали. А мне бы хотелось развития именно такого сюжета.

Утром третьего дня меня начали подозревать. Обратного хода процесс не предусматривал.

— Я полагаю, мы совершенно зря игнорируем новичков, — заявила Роберта Джар. — Мне уже не раз приходилось видеть, как они вытаскивают карту мафии, а потом сидят тихонько с невинным видом и расправляются с деревенскими жителями, в то время как мы спорим о всякой ерунде. Давай-те присмотримся к Джоэлу, он еще не сказал ни слова.

— Я слышал, как он разговаривал с Дау, — заметил кто-то из игроков. — Они что-то замышляют.

— Значит, оба принадлежат к мафии, — предположил один из лидеров. В его голосе слышалась безапелляционная уверенность в правоте сказанных слов. — Пора гнать их из деревни.

— Я деревенский житель, — протестовал я принятым в игре образом, носящим формальный и бессмысленный характер, ибо по правилам любой может утверждать все что угодно.

Кто-то резко высмеял мою непокорность. Пока я пытался придумать какой-то более эффективный способ защиты, поднялся лес рук. Даже Дау голосовала за мое изгнание.

Затем Адам Кресснер объявил наступление ночи.

— Мертвецы обычно уходят куда-нибудь подальше, чтобы не беспокоить поселян своими разговорами, — прошептал он голосом суфлера на сцене над склоненными головами гостей. Я понял намек и вышел в коридор. Тем временем Адам возобновил повествование: — Мафиози открывают глаза и, не произнося ни слова, выбирают очередную жертву.

Мне так и не удалось выяснить, кто эти заговорщики. Зомби, покинувшие гостиную, собрались у крыльца дома. Курили и болтали. Вскоре они заметили меня, наблюдающего за ними сквозь двойные стекла двери. Я сделал жест, который мог означать: вышел на минутку по нужде. Кто-то в ответ махнул мне рукой. Я спустился вниз.