Через полчаса, довольный тем, как ему удалось затеряться в толпе (никто, включая барменшу, впоследствии его не вспомнит), он снова позвонил в номер 404, и опять никто не взял трубку. Рики допил виски и нетрезвым голосом рассказал барменше старый анекдот про жирафа, который вошел в бар и попросил выпить. Та поморщилась: неужели этот идиот не знает, что убит Кеннеди?

На лифте на четвертый этаж.

Он коротко постучал в дверь номера 404, потом достал из кармана ключ и вошел.

В номере было пусто.

Снова к порогу. Надеть перчатки. Осмотреть коридор. Рики достал из кармана скрепку, отломил от нее маленький кусочек, сунул его в замочную скважину и прикрыл дверь.

Комод. Шкафы. Он действовал быстро, но без шума и не оставляя беспорядка. То, что искал, он нашел в бачке унитаза (ловкий трюк). Это был желтый шелковый мешочек с драгоценностями.

Рики высыпал содержимое на постель. Бриллианты без оправы, несколько небольших украшений, перевязанные пачки стодолларовых купюр. Он отложил некоторые предметы, слишком крупные, чтобы их можно было вынести незаметно. Осталась изрядная кучка драгоценностей — примерно на полмиллиона долларов и симпатичная горка бриллиантов.

Губы Рики было скривились в легкой улыбке, но он тут же ее подавил.

Майкл Дэйли

Перед ним возникала выпуклость. Все равно что смотреть на дно реки, когда прокатывается небольшая волна, — прозрачная шишка проплывала справа налево в поле зрения. Она заслонила тяжелые занавески, стены, лица, лысого человека за кафедрой — и тогда Майкл закрыл глаза.

Он понимал, что означает эта галлюцинация. Боль приближается. Скоро, через десять-пятнадцать минут, она полностью им завладеет.

Правую руку покалывало, бокал выскользнул и упал — ножкой вниз, как будто вывалился из трубы. Майкл взглянул на кубики льда, содовую и ломтик лайма. Бокал валялся на полу, напиток вылился на ковер и на его ботинки.

Бокал упал бесшумно, но толпа вокруг слегка ахнула, а говоривший саркастически заметил:

— Да-да, я понимаю, вы поражены.

Все засмеялись, кто-то похлопал Майкла по плечу. Он вымученно улыбнулся — ему никогда не нравилось быть центром внимания, не говоря уже о том, чтобы слышать в свой адрес смех. Майкл поднял пустой бокал и слабо повел рукой, будто намеревался произнести тост, в надежде, что все глаза вновь обратятся на Фарли Зонненшайна.

Зонненшайн продолжал — это была самая обыкновенная рекламная речь застройщика, хотя он и произносил ее не совсем традиционно:

— Господа, не будем забывать, каково было положение дел в городе всего несколько лет назад. Разложение, сокращение, гибель. Молодежь уезжала толпами. Предприятия закрывались. Город деградировал. Единственной надеждой для стареющего, ослабленного организма оставалась операция. Радикальное вмешательство.

Майкл увидел еще одну волну. Зонненшайн рябил перед его глазами, точно флаг на ветру. Майкл устремил взгляд в пол, делая вид, что серьезно раздумывает. Он решил, что сможет продержаться, пока ему не станет хуже, а потом придется выйти.

Такая аура всегда предшествовала мигрени. «Аура» — клинический термин, но он идеально отражал суть происходящего. Аура мигрени наплывала, как туман: всего один миг — и ты уже окутан им, отделен от окружающих. Но галлюцинации — набегающие волны — были для Майкла внове. Иногда перед приступом мигрени он видел дрожащее излучение вокруг предметов, похожее на жар от раскаленного асфальта, но волны — что-то новенькое. Майкл решил запомнить это получше и рассказать врачу.

Ему захотелось выйти.

По-прежнему звучал голос Зонненшайна:

— Уэст-Энд — переполненное гетто, пятьдесят с чем-то акров — исчез, стерт с лица земли! Вскоре там вырастет современный комплекс — магазины и жилые дома. Мы занялись прокладкой новой главной улицы — скоростного шоссе, которое позволит быстро перемещаться по деловой части города, разгрузит дороги и придаст сил местной коммерции. Даже Сколлэй-сквер… — Он произнес это с ощутимым бостонским акцентом — «Скалли-сквер». — Да, господа, даже Сколлэй-сквер! Прощайте, нелепые дома! Прощайте, тату-салоны! Прощай, Сколлэй-сквер, мы не будем по тебе скучать. Теперь на твоем месте появится новый, современный правительственный центр.

— И вы называете это прогрессом? — крикнул кто-то, и раздался взрыв смеха.

Зонненшайн дождался тишины.

— Я называю это новым Бостоном, — ответил он, как будто преподносил упомянутый город в подарок слушателям. — Бостоном, в котором будут жить ваши дети. А старый Бостон, друзья мои… Старый Бостон станет для них такой же диковинкой, как Помпеи.

Майкл поднял взгляд. Проверка. На мгновение все было отчетливо видно — Зонненшайн с воздетой рукой, полная комната слушателей, энергичных, взволнованных близостью знаменитого оратора. Картинка продержалась мгновение, потом снова пошла волна, вторая, третья… Майкл закрыл глаза и увидел фосфорические вспышки света — скорее даже почувствовал, чем увидел, как будто смотрел на солнце. Он начал пробираться к двери сквозь толпу, чуть-чуть приподняв веки.

Позади раздался голос Зонненшайна:

— Президент Кеннеди рассказал удивительную историю о великом французском маршале Лиоте. Однажды маршал Лиоте попросил садовника посадить дерево. Садовник сказал, что дерево растет слишком медленно и зацветет разве что лет через сто. Маршал ответил: «Тогда не будем тратить времени зря. Посадите его сегодня же». Господа, давайте посадим свои деревья сегодня же. Так мы почтим память Джека Кеннеди. Создадим мемориал у него на родине. Я предлагаю вам посмотреть еще на один уголок нового Бостона — парк Кеннеди.

Майкл украдкой бросил взгляд назад, когда Зонненшайн предъявил публике модель жилого комплекса в корбюзианском стиле — четыре небоскреба на зеленом холме. Белая, незапятнанная, футуристическая, фантастическая модель. Послышалось довольное бормотание, потом аплодисменты. Мэр Коллинз в кресле на колесах заглядывал между небоскребов и сиял. Кардинал вытянул шею.

— За будущее! — воскликнул кто-то.

— За будущее! — вторили остальные.

Теперь перед Майклом было слепое пятно, белая дыра. Он попытался ее сморгнуть. Дыра потускнела, заискрилась по краям, сквозь нее он увидел Зонненшайна, который окидывал взглядом комнату и наслаждался вниманием.

Рядом с Майклом появился его шеф, Уомсли, помощник генерального прокурора — лопоухий, со знакомой белозубой улыбкой.

— В чем дело, Дэйли, ты не стремишься в будущее?

— Только не сейчас. — Майкл пытался сохранять спокойствие и не показывать свое недомогание.

— Майкл, ты в порядке?

— Нет. Голова болит.

Он с трудом вышел на Скул-стрит. Швейцар в опрятной униформе вызвал такси, и Майкл кое-как забрался на заднее сиденье. Он держался за голову, стискивая виски. Боли еще не было, но она приближалась.