От всех этих разговоров про противоядие и гремучих змей у меня путаются мысли и начинается паника.

Сначала скользит нога. Потом рука, та, что не укушена, резко начинает потеть, и я срываюсь. Скольжу вниз по скале, слыша испуганные ахи и крики друзей, и пытаюсь ухватиться хоть за что-нибудь, найти хоть какую-то точку опоры. Бесполезно.

И прежде чем шмякнуться на землю, успеваю подумать только об одном: «Я не готов к смерти».

— Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, Марко.

Ну вот, я это сказала. И не смогла посмотреть в глубокие темные глаза моего парня, когда эти слова плавно слетели с губ, потому что меня что-то сдерживает и сейчас. Я думала, будет легче произнести «я люблю тебя», чем «я, кажется, беременна». Подло, конечно, не встречаться с ним взглядом, когда такое говоришь, но и сами по себе эти три слова — серьезный поступок. Я чувствую себя уязвимее, чем когда-либо. А я ненавижу быть уязвимой.

Медленно выдыхаю, набираюсь храбрости, чтобы поднять глаза на моего парня, с которым встречаюсь вот уже год. С ним мы вместе лишились девственности — месяц назад, когда его родители уехали в Мексику в гости к бабушке.

Не могу даже думать об этом сейчас, когда сосредотачиваюсь на нем. «Ладно, я сказала, что люблю тебя. Теперь твоя очередь сказать мне — помнишь, как в тот раз, когда мы впервые занимались любовью и ты шептал мне эти слова на ухо? Тогда я бы сказала тебе, что у меня задержка и что я испугана. А ты бы сказал мне, что все будет в порядке и вместе мы со всем справимся».

А он улыбается. Ну, то есть что-то типа того. Уголок его рта изгибается в усмешке, словно ему весело. Да уж, не веселья я ждала. Я ждала ласки и заботы — признаков того, что правильно поступила, поделившись с ним своим секретом. Я гляжу в сторону озера Мичиган, желая в этот момент оказаться не на улице. Надеюсь, никто из школы тут внезапно не появится. Я охватываю плечи руками. В Иллинойс все еще не пришло тепло, а из-за ветра с озера меня бьет дрожь. Хотя, может, дело в нервах.

— Не надо говорить мне то же самое, если не чувствуешь этого, — произношу я, чтобы разбить тишину. Я лгу, разумеется. На самом деле я жду, чтобы Марко сказал мне то же самое, что и я ему. Мне не хочется слышать признание только в исключительных случаях и когда мы занимаемся любовью. Хочу услышать это именно сейчас.

В первый раз Марко произнес эти слова после сентябрьского школьного бала. Потом — в канун Нового года. И на День Валентина. И на мой день рождения. И я столько ночей провела в одиночестве, лежа и размышляя, как наша с ним любовь будет длиться вечно.

У нас нет общих друзей, потому что мы живем на разных концах Фейерфилда, но это никогда не имело никакого значения. У нас все всегда получалось. После школы мы обычно идем ко мне домой и просто… наслаждаемся обществом друг друга.

А теперь у нас, может быть, будет ребенок. Интересно, как Марко воспримет эту новость?

Сегодня последний наш день в девятом классе, завтра начинаются летние каникулы. Когда я сказала, что нужно поговорить, Марко предложил пойти на пляж.

На самом деле это здорово. Пляж для нас — особенное место. Здесь мы впервые поцеловались прошлым летом. Здесь же на второй неделе учебы он попросил меня стать его девушкой. Здесь же мы лепили в январе снеговиков, когда как-то раз выпало очень много снега. Сюда мы всегда приходим делиться секретами — типа того, когда он рассказал мне, где в городе члены банды прячут оружие, чтобы полиция не застукала их со стволами. Марко всегда знал парней, которые были тесно с этим связаны.

Он отступает от меня, и кожа сразу же покрывается мурашками. И дело не только в ветре — мое тело словно чувствует: происходит что-то не то. Марко приглаживает пятерней иссиня-черные волосы. Потом вздыхает. И еще раз вздыхает.

— Думаю, нам стоит встречаться с другими людьми, — бормочет он.

Изумленно склоняю голову набок. Видимо, я как-то неправильно его поняла.

Девушка, признавшись своему парню в любви, ожидает услышать от него нечто определенное. Навскидку могу назвать сразу несколько возможных фраз, но «нам стоит встречаться с другими людьми» точно не входит в их число.

Я впадаю в ступор. И никак не могу унять дрожь — еще и потому, что все время думаю о том, как носить ребенка, если его отец не на твоей стороне, не поддерживает тебя и не говорит, что все будет хорошо.

— З-з-зачем?

— Ну, ты же всегда говорила, что ни за что не стала бы встречаться с кем-то из банды, а я собираюсь в нее вступить.

— Конечно, я не стану встречаться с членом банды, — цежу я. — Всего пару дней назад ты сказал, что никогда не свяжешь с ней свою жизнь. Прямо перед тем, как мы занялись любовью. Помнишь?

Марко морщится.

— Я много чего болтал, о чем, наверное, не стоило говорить. И не могла бы ты, пожалуйста, не называть это «заниматься любовью»?.. Каждый раз, когда ты так говоришь, я чувствую себя законченным дерьмом.

— И как, по-твоему, мне это называть?

— Секс.

— Просто секс, да?

Он тоскливо закатывает глаза, и мой желудок, клянусь, тут же сжимается в ответ.

— А вот теперь ты нарочно заставляешь меня чувствовать себя дерьмом.

— Не нарочно.

Марко открывает рот, собираясь что-то сказать, но потом, должно быть, обдумывает фразу, потому что так ничего и не говорит.

Гляжу ему в глаза, надеясь, что он сейчас скажет: «Это просто шутка! Конечно, я не променяю тебя на „Мексиканскую кровь“», — но он молчит. Я чувствую, как от моего сердца словно кто-то отщипывает понемногу кусочек за кусочком.

— Просто мы… слишком разные.

— Нет. Вместе мы идеальны. Мы ходим в одну школу, нам потрясающе хорошо вместе… Мы оба мексиканцы.

Он смеется.

— Да ты даже ни слова по-испански не знаешь, Никки. Мои родители и друзья разговаривают о тебе в твоем присутствии, а ты и понятия ни о чем не имеешь. Ты не настоящая мексиканка.

Он издевается надо мной, что ли?

Мои родители, как и все мои предки, родились в Мексике. Их невозможно принять за кого-то другого — только за мексиканцев. Испанский — их родной язык. Родители переехали в США, после того как поженились. Здесь отец поступил в медицинский университет и проходил практику в больнице в Чикаго.

— Банда не сделает тебя бóльшим мексиканцем, чем ты есть, Марко. Не ставь ее выше наших с тобой отношений.

Он пинает песок.

— No hablas pinche español[5].

— Я не понимаю. Не мог бы ты перевести, пожалуйста?

Марко в отчаянии поднимает руки.

— Это мое мнение. Я так считаю. Если честно, я уже давно тусуюсь с «Кровью».