— Послушайте, товарищ!!! — воскликнул Загорулько, обращаясь к вошедшему и не замечая собаки. — Вы только послушайте. Этот потерпевший уверяет, что города Карманова на свете нет! Каково?

Человек в кожаном пальто деловито улыбнулся.

— Он ещё скажет, что и города Картошина на свете нет!

Эта шутка до того насмешила дежурного, что он нырнул от смеха под прилавок, вытирая слёзы.

— Промахнулся мимо Курска, — хохотал он, кивая на Лошакова. — А теперь говорит, что Карманова на свете нет! Вот так потерпевший!

Когда дежурный отхохотался и протёр слезу, он увидел, что человека в кожаном уже нет перед ним и только босиком топчется по-прежнему гражданин Лошаков, а из-под лавки высовывается наружу неприглядный собачий хвост.

— Как хотите, а я больше этого не потерплю! — говорил капитан Болдырев, расхаживая по кабинету. — Они уже не то что выросли! Они — распространились! Рас-про-стра-нились! Немедленно удалить!

— Товарищ капитан! — оправдывался старшина Тараканов, сидя на огромном сундуке, который имел пятерное дно и был взят недавно как вещественное доказательство. — Товарищ капитан, войдите в моё положение.

— Не войду, — жёстко отрезал капитан. — Немедленно сбрить. Прямо сейчас, на моих глазах.

Капитан открыл стол, вынул из ящика опасную бритву, мыльный крем и помазок, которые, кстати сказать, скрывались в своё время на третьем этаже сундучного дна.

Старшина Тараканов потрогал печальным пальцем свои роскошные рыжие усы. Кажется, на этот раз защитить их не удавалось.

— Но есть ещё доводы в пользу усов, — повторял он однообразно, отодвигаясь от бритвы, которую ему подсовывал капитан.

И капитан подсунул бы эту бритву, и пришлось бы старшине проститься со своим любимым телесным украшением, если б не скрипнула дверь и не заглянул без стука в кабинет человек в кожаном пальто.

— Вам кого, товарищ? — раздражённо спросил капитан. — Здесь оперативное совещание. Закройте дверь.

— Нет, нет! — вскричал старшина. — Совещание уже кончилось. Заходите!

— А я говорю: закройте дверь!

Товарищ в кожаном некоторое время слушал эти препирательства и наконец сказал:

— Приехал подключаться.

— Что такое? — не понял капитан, вглядываясь в посетителя. — Подключаться? Позвольте, это не вы проходили по делу о краже мешка картошки?

— А также по делу о хищении телёнка гражданки Курицыной, — подтвердил вошедший, — а также по делу об убийстве инкассатора картошинского банка, а также…

— Василь Феофилыч! — взревел капитан. — Неужто?

Старшина Тараканов, бледнея, поднялся с сундука и раскрыл объятия:

— Вася!

Тут капитан, старшина и человек в кожаном слились воедино в дружеском порыве, и когда милиционер Загорулько, возмущённый хвостом под лавкой, влетел в кабинет, он увидел картину, очень похожую на скульптуру «Все мы трое — одно».

И тут настало время окончательно сообщить читателю, что человек в кожаном пальто был самый настоящий Вася Куролесов.

— Подключаюсь, — говорил он, выходя из объятий кармановской милиции, — хочу подключиться!

И ведь было к чему подключаться.

Оперативная машина «газон», фырча и ворча бензиновым животом, мчалась на место преступления. Машина была выкрашена в зелёный цвет и имела на борту надпись «Изыскательская». Но это было только с одной стороны. С другой она была покрашена в синий и надпись имела «Сантехника».

Шофёр Басилов жал на педали, рядом с ним трясся капитан. Гражданин Лошаков, к которому очень подходило слово «потерпевший», мучительно вздрагивал на заднем сиденье рядом с Васей и Таракановым. Потрясённый бандитским ограблением, он был ещё дополнительно ошеломлён тем, что попал в город Карманов.

«Как же это я промахнулся мимо Курска?» — мучительно раздумывал он.

— Вот оно! — закричал Лошаков. — Вот оно, место преступления!

Машина остановилась, и место преступления чуть-чуть отодвинулось, не давая колёсам себя.

В чистом поле, в чистом снежном поле лежало, как известно, место преступления. Ничтожной одинокою точкой под бесцветным небом. И ничего особенного в этом месте, конечно, не было. Только босые следы Лошакова, которые направлялись в город, как они думали, Курск, и следы санных полозьев, которые двигались в другую сторону.

— В город Картошин, — сказал старшина. — В Картошин поехали на рынок баранов продавать.

Машину развернули и поехали по следам санных полозьев в город Картошин, а место преступления осталось лежать в чистом поле под серым небом. Когда-нибудь послезавтра пойдёт снег, занесёт следы босых ног, растают к весне снега, вырастут на месте преступления клевер и ромашка девичья, и никто уже не узнает, что над ромашкою когда-то с гражданина Лошакова сняли сапоги.

«Вот так и ходи по земле, — размышлял Вася, — кто знает, простая ли это земля? А не место ли это прошлого преступления?»

Вася глядел на белые поля, на дальние деревни и видел там, вдали за снегами, колокольню, а под ней какую-то чёрную точку. И поля, и деревни, и колокольня, и особенно эта чёрная точка казались ему связанными с различными преступлениями.

— Точка, — сказал он, поднимая палец, — возможно, преступная.

— Что ещё за точка? — заворчал капитан. — Где бинокль?

Бинокль вытащили из-под сиденья, стёрли с него, так сказать, машинное масло и направили окуляры на точку, возможно, преступную.

— Санная подвода, — сказал капитан и передал бинокль потерпевшему. — Гляньте, не ваша ли?

Потерпевший долго пристраивал бинокль к носу, крутил его и вертел.

— Не пойму, моя ли кобыла? Хвост вроде тот, а баранов не видно.

До деревни Спасское, чью колокольню заприметил Вася, оставалось два километра, когда двусторонняя машина стала настигать санную подводу.

— Моя кобыла Секунда, моя! — тревожно шептал потерпевший. — И тулуп вон тот справа мой!

— Ложись! — приказал ему капитан, и потерпевшего затолкали на дно машины, где давно уже дремал Матрос.

Потерпевший съёжился рядом, что-то шепча про баранов.

Заприметив машину, санная подвода съехала с дороги. Ясно были видны два человека в санях. Один держал руку в соломе, которая прикрывала обрез, другой прятался за бараном.

— Сейчас стрелять начнут, — сказал шофёр Басилов, и старшина клацнул пистолетом.