а поэзия во всем может быть, это дело художника», – такой взгляд соответствовал принципам передвижников, создавших основу коллекции.

К концу 1860-х он задумал создать портретную галерею выдающихся деятелей отечественной культуры: композиторов, писателей, художников – «лиц, дорогих русской нации». Замысел не имел отношения к «собирательским» амбициям, Павел Михайлович стремился увековечить тех, кто олицетворяет русский золотой век, время, когда наша словесность, музыка, наука достигли мирового уровня. Цикл должен был максимально полно представить «сеятелей разумного, доброго, вечного», коим отдадут должное потомки.

Старый друг Третьякова Василий Перов написал тогда по его заказу несколько картин, включая настоящие шедевры (такие, например, как изображения Федора Достоевского и Александра Островского). Этому живописцу были подвластны все жанры, он смело, изобретательно отображал жизнь «отверженных», создавал потрясающие исторические композиции, по праву считался мастером психологического портрета.

Лев Толстой, человек, по известному определению, матерый, упрямый, наотрез отказывался позировать художникам. Понимавший его значение для русской литературы меценат годами вел приступ этой крепости. Уговорить графа удалось Ивану Крамскому, и сегодня замечательный портрет его кисти стал хрестоматийным. В этой задумке – патриотическая суть главного замысла Третьякова, стремившегося как можно больше сделать для Отечества, для российской исторической памяти.

Третьяков относится к демократическому направлению русской мысли. Вот уж кто не был консерватором! Он поддерживал все смелое, новое – при условии талантливости. Так поддержку коллекционеры получили вольнодумные полотна Ильи Репина, Василия Сурикова, Николая Ге. По существу, они приближали революцию.

Недаром Владимир Стасов – мыслитель революционно-патриотического направления – несмотря на сложные отношения с Третьяковым, в главном поддерживал коллекционера и тонко понимал его замысел. Он писал: «Картинная галерея П. М. Третьякова мало похожа на другие русские галереи. Она не случайное сборище картин, она результат знания, соображения, строгого взвешивания и все более глубокой любви к своему дорогому делу». Действительно, у Третьякова получилась необычная, единственная в своем роде галерея. Настоящий дом русского искусства, главным образом – реалистического.

Владимир Стасов

Эпиграфом к жизни и деятельности Третьякова стали слова все того же Стасова: «От вас крупное имя и дело останется».

Целью Третьякова было собрать не просто собрать картины. Он собирал лучшее и десятки раз помогал художникам найти свое лицо.

В 1892 году Третьяков передал свою уникальную галерею русской живописи в дар Москве. Государственная дума, принимая столь щедрый подарок, назначила Павла Михайловича пожизненным попечителем галереи. «Для меня, истинно и пламенно любящего живопись, не может быть лучшего желания, как положить начало общественного, всем доступного хранилища изящных искусств, приносящего многим пользу, всем удовольствие», – говорилось в завещании великого галериста.

Реформы Грабаря

В первые месяцы советской власти Третьяковку опекал Игорь Грабарь, которому удалось наладить неплохие отношения с новым руководством страны. Он перестроил экспозицию по хронологическому принципу, чтобы перед посетителями страница за страницей открывалась летопись русского искусства – от древней иконописи до авангарда. Не всем художникам пришлись по душе преобразования реформатора, многие скучали по прежним интерьерам. Однако Грабарь не только сберег наследие Третьякова, но и превратил галерею в настоящий культурный центр с реставрационными мастерскими, библиотекой, разнообразной лекционной деятельностью. В 1923 году появилась традиция вывешивать на стенах пояснения к картинам, зачастую – в духе того революционного времени. Но вскоре от этой затеи отказались: живопись говорит сама за себя и не нуждается в однозначных прямолинейных трактовках.

За два десятилетия после 1917-го экспозиция увеличилась в 5–6 раз, что, в общем-то, неудивительно, ведь галерея по праву считалась главным хранилищем русского искусства, сюда свозили все лучшее из частных коллекций, подпадавших под закон о национализации: шедевры Карла Брюллова, Владимира Боровиковского, Александра Иванова… Для полотна «Явление Христа народу» пришлось в Лаврушинском соорудить пристройку со специальным помещением. Появился и целый зал с маринистикой Ивана Айвазовского, которого основатель галереи почти «упустил». Основу Румянцевского музея – собрание крупнейшего коллекционера русской живописи Федора Прянишникова – Павел Третьяков когда-то намеревался купить, но сделка сорвалась. И вот в 1920-е словно сбылась его мечта, ценнейшая коллекция пополнила созданную им галерею. Поступали сюда и лучшие работы современных на тот период художников.

Третьяковский разговор

Такая галерея могла появиться только в Первопрестольной, где державный, столичный дух отменно сочетается с провинциально-деревенской простотой – как в поленовском «дворике». Третьяковка, несмотря на свое фундаментальное значение, лишена помпезности, по-прежнему ведет непринужденный – иногда взволнованный, порой вполголоса – разговор со своими многочисленными гостями. Разросшийся дом в Лаврушинском переулке стал собранием русских чудес. Здесь имеется добрая дюжина полотен, без которых невозможно представить себе наш народный характер, национальную культуру, Родину. Недаром всем известный облик галереи создавал в начале XX века не кто иной, как Виктор Васнецов. Он помогал архитекторам придать нескольким корпусам единый узорчато-теремной вид – «как из бабушкиной сказки».

Третьяковская галерея

Мы подолгу стоим перед картинами, путешествуем по эпохам – страницам великой русской драмы-героики. Вот «Богатыри» из вольной, былинной Руси, а написано полотно в конце XIX века, и вовсе не случайно Илья Муромец внешне чем-то напоминает императора Александра III. Вглядываясь в васнецовские горизонты, не только видим сторожевую заставу в чистом поле, но и вспоминаем грандиозные, посильные только для настоящих богатырей свершения предков.

А вот совсем другая эпоха, послевоенный 1947-й. В тот год огромный успех выпал на долю Александра Лактионова с его картиной «Письмо с фронта». Художник работал лишь по утрам, когда сияло солнце, и его полотно светится счастьем. В волосах персонажей играют солнечные лучи, озаряя добрые, радостные лица. После многих тревожных дней и ночей они узнали, что их отец и муж жив, невредим и скоро вернется с фронта. Улыбается и доставивший письмо боец, ведь войне скоро конец… Картину поначалу сочли «идеологически не выдержанной». В то время в искусстве утвердился триумфальный, помпезный стиль, а у Лактионова видим кое-как одетых людей, облупившуюся штукатурку, крыльцо с проломленными досками. Возле этой работы собирались толпы, многие плакали. Автор рассказал о войне проникновенно, удивительно сердечно, взволнованно.

Вечный спектакль

В современной Москве две Третьяковки. Первая – на прежнем месте, в Лаврушинском переулке, где сегодня гораздо просторнее, чем, скажем, лет 30 назад (рядом со старыми зданиями выросло новое).

Есть и вторая – на Крымском Валу. Там размещена экспозиция, посвященная XX веку. Раньше Белокаменную невозможно было представить без Третьяковской галереи, а сегодня – без двух.

В них почти никогда не бывает малолюдно. За правдой русского искусства, за теми образами, которые знакомы и близки нам с детства, сюда устремляются массы людей. Тут мы познаем тихую, по выражению Тютчева, «скудную» красоту родной природы. Именно об этом