Щуплое тело мальчишки полетело вниз и, преодолев несколько сотен метров, ударилось о камни. Отцу Владимиру хотелось думать, что он ничего не понял и умер быстро, разбив голову об один из каменных выступов. Он даже ощутил нечто похожее на жалость и пустоту. Если бы мог обойтись без помощи, то не стал бы брать Луку. Но одному было не управиться. Несмышленыш-Лука был крошечным винтиком, однако, не сделай он свою часть работы, ничего бы не вышло.

Отцу Владимиру доводилось убивать, но две последние смерти не отягощали его совести и не пятнали души. Братья отмолят, но даже не это главное. Господь знал, что иначе нельзя, он совершил все во имя Его.

– По-другому никак, Лука, – тихо проговорил отец Владимир, стремясь объяснить покойному, почему ему пришлось принять такую жестокую смерть. – Вздумай ты распустить язык, все могло бы повториться.

Повторения следовало избежать любой ценой. Отец Владимир поклялся сделать все, как нужно, – и сделал.

Мир очистился от скверны, погубившей несчетное число душ и уничтожившей бы гораздо больше, если бы братья, Лука и он сам не положили этому конец.

– Кончено, – проговорил отец Владимир.

Теперь оставалось последнее. Он сплел пальцы в тугой замок, опустил голову, прикрыл глаза и прочел молитву, потом еще одну.

Закончив, отец Владимир посмотрел в темноту. Он не видел перед собой ничего, кроме мрака, но это не важно. Внутреннему взору его была доступна дикая, зловещая красота здешних мест. С детства он знал каждый камень, каждый куст и был рад, что именно здесь ему предстоит соединиться со Всевышним.

Он много грешил, всеми силами старался искупить грехи, когда понял, что ему открылся Свет, и верил, что сегодняшний поступок отворит ему путь к сияющей вершине Божьего прощения.

«Я иду к Тебе», – мысленно проговорил отец Владимир и без страха шагнул в пропасть.

Ледяная черная бездна приняла его, вознося к небесам.

Количество вранья зашкаливало. От натужных улыбок сводило челюсти. От лживых слов, что застревали в глотке, тошнило и хотелось прополоскать рот.

– Ты прав, так будет лучше, – сказал он и подумал, что дольше ему не выдержать. – Иногда нужно сменить обстановку.

– Конечно, я прав! – с фальшивым энтузиазмом подхватил Александр, которого все обычно называли Ацо. – Денег подзаработаешь, а заодно и здоровье поправишь, нервы подлечишь, успокоишься. Знаешь, какая там красота? А воздух? Его ложкой можно черпать! А потом вернешься и с новыми силами…

«Не будет никаких «новых сил». Откуда им взяться? Да и зачем?»

Будущее не просто виделось туманным – оно отсутствовало. А может, все было не так уж и безнадежно, просто не хотелось за него сражаться – с судьбой, с самим собой, со своим организмом, нежеланием вести дела, как прежде, и бог знает с чем еще.

– Тебе помочь? Ну, собраться или…

Ацо не договорил, преданно глядя на Илью, и ему подумалось, что даже в детстве и юности, когда вокруг всегда полно народу, не было у него друга надежнее.

Невысокий и плотный, с большими грустными глазами и крупным мясистым носом, Александр поначалу показался Илье похожим на печального клоуна. Потом, спустя короткое время, он понял, что не встречал никого великодушнее и добрее.

Сербы в большинстве своем открытые, общительные, доброжелательные, готовые помочь – по приезде Илью это немало удивляло. Страна, которая стала его домом, была теплой во всех отношениях – климат, люди, условия жизни. Он оттаивал здесь, отдыхал душой, делался мягче, проще.

Илья женился на сербке Славице и переехал сюда девять лет назад, продав квартиру в России, и по прошествии этого, не столь уж продолжительного времени привык, обжился, врос в местную благодатную почву обеими ногами.

А теперь его будто выкопали из этой гостеприимной земли, словно куст малины, и бросили засыхать.

– Я уже собрался, Ацо. Завтра возьму сумку и на автобус.

Друг кивнул и глотнул пива из зеленой запотевшей бутылки. Они почти каждый вечер сидели на террасе и пили пиво – то у Ильи, то у Ацо.

Пьют в Сербии не как в России: с одной бутылкой пива или рюмкой ракии (в сочетании с чашкой кофе) могут запросто весь вечер просидеть. Говорили по-сербски – благодаря все тому же Ацо и Славице Илья быстро освоил язык, через полтора года разговаривал совершенно свободно.

– Позвони, как доедешь. И вообще звони, не пропадай.

– Конечно.

Они помолчали.

– Но ведь это и вправду хорошо, что ты поедешь, – чуть ли не жалобно проговорил Ацо. – Нужно следить за здоровьем. Мы с моей и так переживаем! – Под «моей» имелась в виду Добрила, жена Ацо. – Как бы у тебя что с легкими не случилось: ты ведь каждый день пылью дышишь, бензином!

Говорить другу, что он сам наносит собственным легким куда больше вреда, выкуривая по две пачки сигарет в день, было бесполезно. У Ацо вообще были весьма оригинальные суждения о медицине. Например, он не пил кофе с молоком, свято веря, что это вредит печени, «цементирует» ее. При этом килограммами поглощал жирную свинину, домашнюю свиную колбасу, плескавицу, чевапи, «печене – жаренных на вертеле поросят и чорбу из ягнятины, абсолютно не опасаясь нанести печени урон.

Или, например, Ацо не притрагивался к рыбе, считая, что в ней скапливаются всякие вредные вещества, и постоянно предупреждал об этом Илью. Однажды Илья со Славицей пожарили красную рыбу, и жена подавилась костью.

– Вот, я же вам говорил, что рыбу есть вредно! – горестно причитал Ацо, а Славица, несмотря на кость в горле, смеялась над ним.

Славица…

– Если бы все заболевали от пыли, на земле давно бы никого не осталось, – возразил Илья. – Да не переживай ты так! Я же сказал: сам хочу поехать. Мне это только на пользу. И все наладится.

«Ничего не наладится. Никогда».

Ацо мотнул головой и как-то по собачьи встряхнулся.

– Автобусом ехать несколько часов, – сказал он. – Тебе моя в дорогу печет буреки с сыром и мясом. Чай возьмешь в термосе – и нормально. Доедешь.

Илья и без буреков с чаем доехал бы – аппетита в последнее время не было, – но он ни за что не стал бы обижать отказом Ацо и Добрилу.

– Спасибо. Буду ехать, любоваться пейзажем и жевать. Красота! Сто лет так не ездил – все за рулем да за рулем.

Несмотря на бодрый тон, Ацо уловил горечь в словах друга и поспешно проговорил:

– Ты не расстраивайся насчет машины! Можно жить и без нее, даже лучше – проблем меньше! Я бы тоже свою продал, просто мне без нее никак не обойтись.

«Детский сад какой-то», – подумал Илья.

Ацо с женой держали «месару» – мясной магазинчик в двух кварталах отсюда. Как и у Ильи, и у многих сербов, на первом этаже его дома была лавка, на втором – жилые комнаты.