Сергей даже зажмурился и помотал головой. Вот это дала брага в мозги, подумал он, и пить не надо, достаточно понюхать.

Когда Огромов открыл глаза, Витёк уже выпил содержимое бутылки, резко выдохнул, и отшвырнул пустую тару в угол. Сергей подозрительно посмотрел на него.

– Где взял?

– Ну… – тот замялся. – Та не последняя была. Ещё одна в кармане лежала.

Огромов вдруг понял, что Витёк врёт. Неужели, не показалось? Да нет, бред какой-то, одёрнул себя Сергей Петрович. Скорее всего, ещё пара бутыльков по карманам распихана.

– Бери огнетушитель, понесли выливать.

– Серёга, может не надо? – взмолился Витёк. – Я и тебя угощать буду…

– Бери! Ты оттуда, я оттуда.

– Э-эх! – пьяница обхватил огнетушитель, прижав его к животу, и шатаясь, побрёл на выход.

– Сам вылью, – бормотал он. – Тебе же лучше будет. А то обозлюсь на тебя за порчу имущества.

Новая Земля. Латинский союз. Горы Сьерра-Гранде. 26 год, 4 месяц 6 число. 22:00

Джон Маверик сосредоточенно просматривал листы с отчётами. Несмотря на то, что вся документация в лаборатории велась в электронном виде, компьютеры он не любил. Поэтому, в конце каждого рабочего дня руководители групп, проклиная неумелого чайника, распечатывали краткий итог и результат работы.

Настойчиво заверещал селектор. Маверик снял трубку.

– Профессор Джон Маверик на связи.

– Ну как? – голос говорившего был резок.

– Пока без изменений, мистер Валленштайн.

– А кукуруза?

– Да, результат с кукурузой гораздо лучше, чем с пшеницей, но всё равно, при изменении свойств возникает нестабильность личностных характеристик. За неделю нам удалось ограничить увеличение гипофиза тридцатью процентами, но и это слишком много.

– А кроме рациона что-нибудь пробовали?

– Конечно, мистер Валленштайн. Суггестия даёт задержку разрушения психики на двадцать один процент, в последнем случае это были сутки. Но гипофиз всё равно растёт.

– И ограничить его нельзя.

– К сожалению. Именно за счёт его увеличения и смещения и возникают так необходимые нам свойства. Но, к сожалению, в итоге образцы всё равно сдаются.

– Изменения в психике за прошедшую неделю есть?

– Мы провели поведенческий анализ лабораторных образцов. Такое впечатление, что перед личностным распадом они выпадают из реальности. Меняются вкусовые ощущения, пропадает чувство расстояния, даже вестибулярный аппарат при правильном функционировании неверно интерпретирует простейшие направления типа верх-низ.

– Вы мне сказки-то не рассказывайте.

– Мистер Валленштайн, какие сказки, – Маверик даже обиделся. – Всё зафиксировано в отчётах. Как раз перед вашим звонком я их просматривал.

– Ладно, работайте.

Шеф отключился как всегда лаконично – без лишних слов. Маверик вздохнул, и поднял отложенный лист. Его очень заинтересовала спектрограмма дыхания. В ней присутствовали странно знакомые пики.

На попытку вспомнить было убито больше десяти минут, но результат оказался нулевым. Единственное, что удалось вспомнить – ощущение радости, чётко ассоциированное с подобным спектром. Джон отложил лист с распечаткой в сторону с тем, чтобы отдать на расшифровку.

Чей же это спектр, такой знакомый, не шла из головы мысль. И почему ему было в связи с ним так весело?

Однако, память не желала помочь, и Маверик продолжил изучение отчётов. Данные, шедшие непосредственно за распечаткой спектрограммы, сильно отличались от всех остальных. Он даже решил, что в расчёты вкралась ошибка. Пришлось посидеть ещё почти полчаса, чтобы проверить результаты дневной работы доктора Брауна. В итоге он встал из-за стола и прошёлся по кабинету с благожелательной улыбкой на губах.

Доктор Браун таки смог. Судя по результатам тестирования, прошло уже сто восемьдесят процентов среднего срока, а распада личности лабораторного образца пока не было.

Через пять минут радости профессор вспомнил историю двадцатигодичной давности. Тогда, будучи аспирантом, он тоже проводил рискованный опыт, и, как ему казалось, достиг стабильных результатов. Но потом оказалось, что дежурный по лаборатории просто убрал на ночь чашку Петри в холодильник, и колония микроорганизмов замерла в своём развитии. Утром пришёл новый дежурный, и в ужасе восстановил порядок на лабораторном столе буквально за пять минут до появления Маверика. Этим и объяснялись стабильные результаты эксперимента.

Надо всё ещё и ещё раз проверить, подумал профессор, и, отложив листы в отдельную папку, начал собираться. Рабочий день кончился час назад.

Глава 1

Новая Земля. Территория Ордена. База «Северная Америка». 26 год, 4 месяц, 12 число. 26:15

Первое, что он увидел на Новой Земле, был компьютер. Это было настолько символично, что хотелось повернуть обратно, в переливающиеся жидкой радугой металлические ворота. К сожалению, а может и к счастью, это было невозможно – проход работал только в одну сторону. Ничего не оставалось, как подойти к стойке, украшенной старым, лет пяти, не менее, Пентиумом.

– Добрый день. Меня зовут Таня Снайдерс. Приветствую вас на Новой Земле, – послышался приятный женский голос. Девушку сначала было не видно за монитором, и лишь после этой фразы она поднялась и улыбнулась навстречу вновь прибывшему.

Он посмотрел на западную красавицу, и в душе запела молчавшая уже много лет поэтическая струнка. Девушка была прекрасна. Трудно сказать, чем была обусловлена эта характеристика. Встречающая носила песочного цвета форму – шорты выше колен и рубашку с коротким рукавом и расстёгнутым на три пуговицы воротом, в который было видно самое начало ложбинки между непривычно для японца крупными полушариями грудей.

Дорога в сад наслаждений

Берёт начало в вороте твоей рубашки

И скрывается вдали

Хокку родилось внезапно, несмотря на то, что последний раз он писал двадцать лет назад. Двадцать староземных лет. Как сказал Пристли-сан, поясняя правила жизни на Новой Земле, год здесь длится целых четыреста сорок дней. Одиннадцать месяцев, по сорок дней каждый.

Он ещё раз взглянул в глаза встречающей, и улыбка сама собой стала шире. Хороший знак.

– Вы хотите оставить своё прежнее имя или желаете взять новое? – говорила между тем девушка.

Надо же, сколько он прослушал, любуясь красотой и думая о своём. Но, не зря же говорят, что красота – есть проявление богов на Земле. Видимо, и на этой тоже.

– Да, Таня-тян. Я бы хотел взять новое имя, если мне будет позволено.

К счастью, девушка поняла его несмотря на акцент. Обычно, когда он волновался, даже слепой мог угадать в нём японца. Вместо «л» постоянно звучало «р», «ш» было похоже на «с», а между смежными согласными так и норовила вклиниться скромная, поэтому неопознанная, но заметная, гласная. Последнее слово звучало примерно, как «позэборена».