хренову тучу времени. Попивает вино и снова и снова обсуждает профсоюз электриков. Готова поклясться – Данте специально поддерживает беседу, только чтобы нас позлить. Когда мы вот так все вместе собираемся за ужином, papa настаивает, чтобы мы сидели за столом до последнего. Телефоны также запрещены, и это настоящая пытка, потому что я чувствую, как мой не перестает вибрировать в кармане, разрываясь от сообщений, отправленных бог знает кем. Надеюсь, не Оливером.

Я рассталась с Оливером Каслом три месяца назад, но он из тех, кто не понимает намеков. Если он не перестанет меня донимать, скоро получит молотком по голове.

Наконец, papa заканчивает свой ужин, и мы собираем тарелки, чтобы поставить их в раковину для Греты.

Затем papa отправляется в свой кабинет, чтобы пропустить стаканчик-другой, пока Себастиан, Неро и я тайком пробираемся вниз по лестнице.

Конечно, нам не запрещено гулять в субботу вечером. В конце концов, мы все совершеннолетние (в моем случае – едва-едва). Однако мы не хотим, чтобы papa спрашивал, куда именно мы собираемся.

Мы плюхаемся в машину Неро – крутейший «Шевроле-Бел-Эйр» 1957 года, в котором офигенно будет колесить по городу, опустив крышу.

Неро заводит двигатель, и в свете фар мы видим стоящий перед нами мощный силуэт Данте со скрещенными руками. Он выглядит словно Майкл Майерс[5], задумавший нас убить.

Себастиан подпрыгивает, я негромко вскрикиваю.

– Ты мешаешь проехать, – сухо бросает Неро.

– Это плохая идея, – говорит Данте.

– Почему? – невинно спрашивает Неро. – Мы хотим прокатиться.

– Да? – отвечает Данте, продолжая стоять на месте. – Прямиком к Лэйк-Шор-драйв.

Неро решает сменить тактику.

– И что, если так? – говорит он. – Это всего лишь миленькая вечеринка шестнадцатилетней девчушки.

– Нессе девятнадцать, – поправляю его я.

– Девятнадцать? – Неро с отвращением качает головой. – Зачем вообще было… ладно. Видимо, какие-то дурацкие ирландские замашки. Или просто повод покрасоваться.

– Мы можем ехать? – вмешивается Себастиан. – Не хотелось бы пропустить все веселье.

– Залезай или проваливай, – говорю я Данте.

Еще минуту он смотрит на нас, затем пожимает плечами.

– Ладно. Но я еду на переднем.

Без лишних слов я перелезаю назад, освобождая место для Данте. Небольшая плата за то, чтобы заполучить старшенького в команду тусовзломщиков.

Мы плавно едем по Ла-Салль-драйв, наслаждаясь теплым летним ветерком, обдувающим машину. У Неро темное сердце и буйный нрав, но этого никогда не скажешь по тому, как он водит. В машине он нежный, как попка младенца, спокойный и внимательный.

Может, потому что он любит свою «Шеви», в которую вложил тысячи часов работы. А может, вождение – это единственное, что его расслабляет. В любом случае, мне нравится видеть его таким – рука покоится на руле, ветер развивает гладкие темные волосы, глаза полуприкрыты, как у кошки.

До Голд-Коста не так уж далеко. Вообще-то, мы практически соседи – наша семья живет немного севернее, в Олд-Тауне. Впрочем, между этими районами мало общего – они оба роскошные, но каждый по-своему. Наш дом смотрит на Линкольн-парк, а их окна выходят на озеро[6]. Но Олд-Таун, как и следует из названия, охренительно старый[7]. Наш дом был построен в викторианскую эпоху. Он стоит на тихой улице, которая утопает в зелени старых массивных дубов. Недалеко от нас находится церковь Святого Михаила, и мой отец искренне убежден, что лишь прямое вмешательство Бога уберегло ее в чикагском пожаре[8].

Голд-Кост – новенькая горячая штучка. Там полно выпендрежных магазинов, ресторанов и особняков богатейших чикагских говнюков. Въезжая сюда, я чувствую, словно скакнула на тридцать лет вперед.

Мы с Себастианом и Неро планировали прокрасться через задний двор – может быть, стащить униформу у официантов. Данте, разумеется, не разменивается на подобную туфту. Он просто сунет охраннику пять сотен, и тот «находит» нас в списке гостей, пропуская внутрь.

Я хорошо знаю, как выглядит дом Гриффинов, хоть еще и не видела его вживую. Несколько лет назад эта покупка обсуждалась во всех новостях – в то время это был самый дорогой объект недвижимости в Чикаго. Пятнадцать тысяч квадратных футов[9] за нехилые двадцать восемь миллионов долларов.

Мой отец тогда усмехнулся и отметил, что понтоваться – это очень в духе ирландцев.

«Ирландец напялит на себя костюм за двести долларов, а в карманах не будет ни гроша», – сказал он.

Правда это или нет, но у Гриффинов грошей куры не клюют. Они могут позволить себе прожигать деньги, чем буквально и занимаются, запуская фейерверки, которых не видывал и Диснейленд.

Впрочем, мне плевать – в первую очередь я хочу попробовать это дорогое шампанское, которое разносят официанты, а затем все, что сложено в виде башни на фуршетном столе. Прежде чем уйти, я сделаю все возможное, чтобы разорить этих высокомерных ублюдков, объевшись крабовыми клещнями и икрой.

Вечеринка проходит на раскинувшейся перед домом зеленой лужайке. Идеальная ночь для праздника – еще одно свидетельство ирландской везучести. Все смеются и болтают, набивают брюхо и даже немного танцуют, хотя пока еще выступает не Деми Ловато, а обычный диджей.

Пожалуй, мне стоило переодеться. Все девушки сплошь в блестках и на каблуках. Но это бы чертовски мешало ходить по мягкой траве, так что я рада, что одета в сандалии и шорты.

Я вижу Нессу Гриффин в окружении людей, поздравляющих ее с грандиозным достижением – дожить до девятнадцати лет. Она одета в красивое летнее кремовое платье – просто и богемно. Ее светло-каштановые волосы свободно спадают на плечи, а легкий загар и несколько дополнительных веснушек на носу словно свидетельствуют о том, что девушка все утро провела на озере. Именинница раскраснелась от всеобщего внимания и выглядит милой и счастливой.

Честно говоря, Несса самая приятная из всей этой семейки. Мы ходили в одну школу, хоть и не особо дружили, – она была на год младше и строила из себя пай-девочку. Но при этом младшая Гриффин казалась довольно славной.

Что же касается ее сестрицы…

Прямо сейчас я смотрю, как она чихвостит какую-то официантку, доводя бедняжку до слез. На Рионе Гриффин одно из тех строгих облегающих платьев-футляров, которые скорее подошли бы для зала заседаний, чем для вечеринки на открытом воздухе. Ее волосы затянуты еще туже, чем платье. Я еще не видела никого, кому настолько бы не шли огненно-рыжие волосы, – будто генетика хотела сделать из нее хохотушку, а Риана такая: «Нет, спасибо, ни секунды своей жизни не собираюсь веселиться».

Она пристально разглядывает гостей, словно не хочет пропустить ни одной важной шишки. Я отворачиваюсь, чтобы вновь наполнить тарелку, прежде чем Риона меня