class="p1">Истребитель, эта мощная машина, позволявшая подняться в воздух, была полностью в его власти — эти ощущения силы и свободы известны только летчику, только тому, кто хоть раз в жизни самостоятельно поднимал в небо крылатую машину. И он не был исключением из общего правила.

Поэтому ему всегда хотелось, чтобы эти последние минуты перед полетом прошли как можно скорее, он так рвался в небо, так с трепетом ждал каждого полета, как молодой парень ждет свою подругу.

Энергично встав, он широкими шагами, не оборачиваясь пошел к самолету, стараясь не переходить на бег. Самолет уже ждал его на слепящем солнце, застыв полотняными крыльями.

У-2 был хорошо знаком Василию Ивановичу Савельеву. Обучаться пилотированию он начинал на стареньком У-1, который был копией английского биплана Avro-504 1913 года. Конечно по сравнению с ним У-2 казался просто фантастическим самолетом.

Биплан оказался таким надежным и удобным, что летать на нем было одно удовольствие. Легкий, маневренный, устойчивая в полете, был одним из самых массовых учебных самолетов.

Программу своего полета он обсудил с руководством аэродрома и техником заранее. Он должен был сделать несколько фигур высшего пилотажа, показать маневренность самолета, но украшением полета, его пиком должна была стать петля Нестерова, фигура, которую всегда исполняли с особым риском, из-за чего многие и окрестили ее «мертвой петлей».

Комментатор, расположившийся в небольшой будочке на аэродроме, уже получил программу, с начерченными рукой Савельева схемами основных фигур полета. Над летным полем лилась бравурная музыка. Комментатор по громкоговорителю объявляет его полет, услышав свою фамилию, привычно забрался в кабину. Команда «от винта» уже дана. Техник рывком заводит мотор и отбегает быстро в сторону.

Легкий самолетик, прозванный в народе «кукурузником» стремительно несется по полю. Еще мгновение — и он порхнул в воздух, легко, как будто ветром унесло тополиную пуховинку.

Сначала Василий набрал высоту, потом снизился, на бреющем пронесся почти над головами зрителей, резко забрал вверх, и выполнив боевой разворот, сделал горку, а затем заложил несколько восьмерок. Он ощутил, как у зрителей перехватило дыхание. Войдя в вираж с небольшим креном, сразу произвел пикирование, и выровняв машину еще раз пронесся над зрителями. Выполнил переворот, снова боевой разворот и полубочка. Самолет слушался, мотор работал ровно, ветер почти что не мешал, и Савельев ушел на вираж, после чего начал готовиться к заключительной части программы, набирая высоту для петли Нестерова. Сейчас полочка, и с Богом… Вот самолет понесся к земле. С силой вжимает в кресло, стремительно приближается земля… Внезапно мотор несколько раз чихнул и замер. Вася тут же покрылся холодным потом.

Ему показалось, что катастрофа уже неизбежна, вся жизнь пронеслась перед глазами.

Ведь Этого не должно было произойти. Но пока мозг завис от ужаса, руки уже делали свое дело на полном автомате. Савельев даже не понял, что он сделал в этот момент, но мотор прочихавшись, взревел чуть сильнее, чем надо было бы, натужнее, форсирование, и вновь ровно заурчал, на сей раз так, как привык пилот за годы полетов. Ручку на себя, вот в нижней точке самолет перешел в горизонтальное положение, а еще через мгновение начал стремительный набор высоты.

До начала Второй мировой войны оставалось несколько недель. Ни военлет Савельев, ни жители небольшого провинциального приграничного городка не подозревали, что пройдет немного времени — чуть меньше двух лет, Германия нападет на Советский Союз, загнав каждого в свою мертвую петлю.

И каждому, или почти каждому, кто окажется в точке перелома, предстоит сделать свой выбор, даже тогда, когда будет казаться, что выбора и нет.

Эта книга о людях, о войне, о мертвой петле, в которой оказались миллионы людей. И о том, кто и как делал свой выбор в то трагическое и страшное время.

Часть первая

Глава первая. Три сестры

18 августа 1939 г.

— Какое замечательное утро, — счастливо улыбнулась девушка, замерев у окна. Встающее солнце протягивало розовые тени по палисаднику, в кустах раздавались первые перепевы невидимых птиц, прошедший накануне дождь оставил после себя сладкий привкус свежести, и казалось, что все вокруг радуется вместе с ней.

Бравурная музыка, которая неслась из приемника, казалось, никому не мешала. Утренний чай был уже выпит, Ребекка заканчивала приводить себя в порядок. Кроме родителей, у нее было две взрослых сестры, так что утром у зеркала всегда наблюдалось столпотворение.

Абрахаму Гольдбергу с женой бог дал четырех дочек и сына. Но единственный сын и одна из дочерей умели в раннем детстве. Осталось их трое — трое девочек, одна из которых вот-вот должна была выйти замуж.

Старшая Моня и теснила тихим сапом от зеркала свою сестру Ребекку, прихорашиваясь с особой тщательностью. Монечка еще поправляла непокорный локон, который, выбился из общей картины ее небесной красоты, как Ривка вынуждена была почти насильно оттащить ее от зеркала и быстро заняться расчесыванием густых непокорных волос.

Младшая, Эва, вставала позже всех, поэтому у зеркала ее не было. Она только шла умываться, с улыбкой наблюдая за старшенькими. Ей всегда нравилось поддразнивать сестер. Ну, хоть немного, но все-таки… Моня знала, что напору Ребекки все равно придется уступить, поэтому мудро перебралась поправлять локон к окну, он никак не поддавался, и девушка решила, что придется возвращаться к зеркалу. В задумчивости она продолжала наматывать локон на пальчик.

— Ривка… Ты на праздник пойдешь? Там будут все наши. И Рома будет. И еще там будет много интересных парней. Будет весело. — Вдруг неожиданно спросила сестру, Моня говорила про аэродром, на котором должен был состояться праздник в честь Дня авиации.

Правда была в том, что компании у сестер были разные и сильно отличались друг от друга.

Они обе были учительницами. Но Моня учила маленьких деток — была учительницей младших классов, а Ребекка преподавала точные науки — физику, математику и астрономию.

И как разительно отличались преподаваемые ими предметы, так сильно отличались и компании, в которых они общались. Моня встречалась с парнями, которые работали на машзаводе. Тот самый Рома, о котором Моня заикнулась сестре, был предметом ее воздыхания, и все шло к свадьбе. Во всяком случае, именно так могло показаться со стороны. Рома был серьезным молодым человеком, сразу же выделив Моню из всех подруг, как говориться, положив на нее глаз. Он и нравился-то девушке за свою основательность, такую крепость, надежность, то, что принято называть настоящей мужской силой.

У Ребекки компания была другой. Она была комсомолкой и активисткой, участвовала во всех делах местных синеблузников — небольшого