— Ты поступил правильно, Брунор, — сказал он. — Благодаря твоему мудрому решению подписать тот свиток, десять, двадцать тысяч, пятьдесят тысяч прожили свои жизни, которые были бы отобраны у них во время кровавой войны.

— Я не могу сделать этого снова, — ответил Брунор, покачав головой. — Я многого не достиг, эльф. Сделав все, что я мог быть сделать здесь, я не сделал бы этого снова.

Он окунул свою кружку в открытую бочку, стоявшую между стульями, и сделал большой глоток.

— Думаешь, он все еще там? — задумчиво спросил Брунор сквозь пену на бороде. — В холоде и снегах?

— Если он там, — ответил ему Дриззт, — то знай, что Вульфгар там, где он хочет находиться.

— Да, но, держу пари, его старые кости напоминают ему о его упрямстве на каждом его шагу! — ответил Брунор, добавив в свои слова немного легкомыслия, в котором сейчас они оба нуждались. Дриззт улыбнулся хохочущему дварфу, но одно слово тонкого замечания Брунора особенно его затронуло: старый. Он наблюдал за ходом времени, и в то время как у него, долго живущего эльфа, менялся только физический возраст, то, если бы Вульфгар был действительно жив там, в тундре Долины Ледяного Ветра, варвар встречал бы уже свой семидесятый год. Эта действительность глубоко поразила Дриззта.

— Ты все еще любил бы ее, эльф? — внезапно спросил дварф, имея в виду свою потерянную дочь. Дриззт взглянул на него, как будто ему дали пощечину, слишком знакомая вспышка гнева промелькнула в его, некогда безмятежных, глазах.

— Я действительно все еще люблю ее.

— Если бы моя девочка все еще была с нами, я имею в виду, — уточнил Брунор. — Она была бы уже стара, так же как и Вульфгар, и многие сочли бы ее уродливой.

— Многие говорят это о тебе, и говорили, даже когда ты был молод, — язвительно заметил дроу, прерывая абсурдную беседу.

Действительно, Кэтти-бри тоже было бы уже семьдесят лет, если бы она не пострадала в Магической Чуме двадцать четыре года назад. Она была бы старухой, старой, как Вульфгар, но уродливой? Дриззт никогда бы не смог так подумать о своей возлюбленной Кэтти-бри. За все свои сто двенадцать лет жизни дроу не видел никого и ничего более красивого, чем его жена. Её отражение в лавандовых глазах Дриззта не имело несовершенств, независимо от разрушительных действий времени на ее человеческом лице, независимо от шрамов, полученных в битвах, независимо от цвета ее волос. Кэтти-бри всегда была в глазах Дриззта такой, как в тот день, когда он понял, что любит ее, в той давней поездке в далекий южный город Калимпорт, когда они ехали спасать Реджиса.

Реджис. Дриззт вздрогнул, вспомнив хафлинга, второго дорогого друга, потерянного в то время хаоса, когда Король Призраков, предвестник великой тьмы, которая распространилась по всему Торилу, прилетел в храм Парящего Духа, уничтожив одно из самых удивительных строений в мире.

Дроу когда-то советовали жить его долгой жизнью сериями более коротких отрезков времени, жить непосредственно с людьми, которые окружали его, чтобы потом идти дальше, найти ту жизнь, ту жажду, ту любовь снова…

Это был хороший совет, он понимал это сердцем, но за четверть века, с тех пор, как он потерял Кэтти-бри, он пришел к пониманию, что иногда совет легче выслушать, чем принять его.

— Она все еще с нами, — исправился Брунор некоторое время спустя. Он истощил свою кружку и бросил ее в очаг, где она разбилась на тысячи черепков. — Только тот проклятый Джарлаксл, думающий как дроу и принимающий время так, как будто годы ничего не значат для него.

Дриззт решил было ответить, рефлекторно двинувшись успокоить своего друга, но воздерживался от ответа и только посмотрел на огонь.

И он, и Брунор просили Джарлаксла, этого самого мирского из темных эльфов, найти Кэтти-бри и Реджиса — найти хотя бы их души, поскольку они видели, как духи их потерянных любимых друзей уехали на призрачном единороге сквозь каменные стены Мифрил Холла тем роковым утром. Богиня Миликки забрала их обоих, Дриззт верил в это, но конечно же она не могла быть столь жестокой, чтобы удерживать их. Но, возможно, даже Миликки не смогла бы украсть у Келемвора, бога мёртвых, его с трудом завоеванный приз. Дриззт вспоминал о том ужасном утре, как будто это было только вчера. Он был разбужен криками Брунора после сладкой ночи любовных ласк с его женой, которая, казалось, вернулась к нему из глубин захватившего ее несчастья.

И в то ужасное утро она лежала возле него, холодная и равнодушная к его прикосновениям.

— Нарушь перемирие, — тихонько прорычал Дриззт, думая о новом короле Многих Стрел, орке, не таком интеллектуальном и дальновидном, как его отец. Рука Дриззта рефлекторно двинулась к бедру, хотя он и не носил свои скимитары. Дроу снова захотел почувствовать вес смертельных клинков в руках. Мысль о битве, зловонии смерти, даже его собственной, не беспокоила его. Не в это утро. Не с образами Кэтти-бри и Реджиса, пускающего в ход все вокруг себя, осыпанного насмешками над ним в его беспомощности.

* * *

— Мне не нравится приезжать сюда, — нервно заметила женщина-орк, протягивая сумку с травами. Она была невысокого, по меркам орков, роста, но, тем не менее, возвышалась над своим крошечным спутником.

— Мы находимся в состоянии мира, Джесса, — ответил гном Нанфудл. Он взял протянутую сумку и вытащил один из корней, поднеся его к своему длинному носу и делая глубокий вдох.

— Ах, сладкая мандрагора, — сказал он. — Как раз достаточно, чтобы унять твою боль.

— И твои болезненные мысли, — язвительно заметила орочиха. — И превратить тебя в дурака… похожего на дварфа, плавающего в бочке с медом, думающего о том, как бы выпить себя, чтобы высушить бочку до дна.

— Только пять? — спросил Нанфудл, просеивая растения сквозь большой мешочек.

— Остальные еще не расцвели, — ответила Джесса. — Только пять, говоришь! Да я думала, что не найдем ни одного, или лишь один… но надеялась найти два, и молилась Груумшу, чтоб найти третий.

Нанфудл перевел взгляд от мешочка, но не в сторону женщины-орка, его отсутствующий пристальный взгляд проникал сквозь расстояния, и его разум следовал за ним.

— Пять? — размышлял он и поглядел на свои мензурки и пестики. Он прикоснулся костистым пальцем к маленькой, заостренной белой бородке, и, покрутив некоторое время своим крошечным круглым лицом, решился. — Пять завершат нашу задачу.

— Завершат? — переспросила Джесса. — И тогда ты осмелишься совершить это?

Нанфудл посмотрел на нее, словно она сказала что-то забавное.

— Ну что, в путь, — призвал он.

Губы Джессы исказила мимолетная презрительная усмешка, она, казалось, ловила ими волнистые пряди желтых волос. Эта ухмылка была единственным изгибом на ее плоском, круглом лице с поросячьим носом. Ее светло-карие глаза опасно сверкнули.

— Ты же должна наслаждаться этим! — выругался гном.

Но Джесса, смеясь, отвернулась, не задетая его словами.