долго и ноги уже начали саднить от появляющихся то тут, то там камней. Наверное, стоило бы остановиться, обмотать их хоть чём-то. Оторвать лоскут от брюк? Но я всё продолжала шагать, отодвигая от лица злосчастные ветви, боясь потерять из виду… а что это было мне и сейчас не понять. Видение? Мечта? Мираж?

Что бы это ни было я надеялась, что это поможет. Что этот образ златовласой девушки приведёт меня к этому дереву и я смогу загадать единственное желание. Смогу. Я смогу, если это поможет, разве может быть иначе?

Подумаешь босиком идти, тут и тропа-то устлана опавшими листьями, будто ковром. Мелкие редкие камушки, разве могут стать преградой? Нет. Ни за что.

Теперь она хоть и изредка, но оборачивается со своей странной, будто понимающей улыбкой. Видимо шли за ней только самые отчаянные, которым терять было уже нечего… да, скорее всего, так оно и было.

Самое дорогое я потеряю, если не дойду до этого конца.

— Карр! — сверху на меня что-то упало и, прежде чем я подняла руки, в надежде защититься, щёку засаднило болью.

Ворона, нет, боги, целая стая ворон?! Пытаясь отбиться, я щурилась, смотря вперёд, где удалялась светящаяся девушка. Я чувствовала, что она не поможет, но… Она что даже не станет ждать?!

Размахивая руками и пытаясь больше на ощупь идти по тропе, мне казалось это самым кошмарным сном. Почему вот об этом никто никогда не говорил в этих легендах? Я же даже посмотреть куда иду не могу!

Птицы цеплялись за рукава, будто желая разорвать одежду, царапая кожу. Если они хотели напугать и заставить меня развернуться, то у них почти всё вышло.

— Уйдите! — рявкнула я в отчаянье, продолжая двигаться, сжимая подымающуюся панику внутри себя.

И когда вдруг стало тихо, я не поверила и всё ещё щурилась, боясь, что ещё немного и вновь будет шум от их крыльев и бесконечного карканья…

Но… они исчезли?

— Как же хочется пить…

После нападения птиц всё тело было в ссадинах, оторвав от кофты порезанные рукава, я зажмурилась от боли. Ни одного ручейка по пути не больше попадалось, да и звука журчащей воды тоже… Девушка неожиданно остановилась, будто давая возможность прийти в себя после этой битвы никак не помогая.

Но стоило мне оторвать последний ненужный лоскут ткани, как она отвернулась и продолжила путь.

Сухое горло саднило, но вздохнув, я убрала мешающие пряди за ухо и двинулась за ней. Мама тоже не может ждать, пока я напьюсь воды.

И я была готова к ужасающе долгому пути дальше. Готова была даже к ещё одной ужасной стычке с птицами или ещё кем, но вместо этого лес расступился…

Выйдя на поляну, я невольно ахнула, смотря на красные отблески, окружавшие всё дерево, будто горящее неведомым огнём. И отчего-то было странно определить, что же это было за дерево, по низу его кружились лёгким танцем и кленовые, и дубовые, и берёзовые листья.

Подняв взгляд на девушку, я не знала, что делать дальше. И она, будто понимая мой безмолвный вопрос, склонила голову, прошла к этим опавшими листьям и подняла один из них, зажимая в ладони. Она молчала, но я понимала, что она загадывает желание.

Подходить в горящему дереву было страшно. Да, его огонь вроде не переходил на другие деревья, но на то он был в центре…

Сжав руки в кулак, я тряхнула головой. Я же уже здесь, смысл бояться?

Чем ближе я подходила, тем острее ощущала жар, и наклонившись к листьям, я сжалась, приготовившись обжечься.

Но опустив руку в танцующий ворох, я почувствовала лишь прохладный ветер и удивлённо подняла брови. В руку опустился лист клёна и сжав его тут же вырвала из потока, прижимая другой рукой. Отчего-то было страшно, что он ускользает и второй раз я так сделать не смогу.

— Пожалуйста, — приблизив руки к себе, зашептала я так быстро насколько могла этому листочку, — пожалуйста, помоги… пусть мама… пусть… помоги ей. Пусть она выживет…

Слезы потекли по щекам, и я не могла связать чертово желание, хотя проговаривала его весь этот путь. Но листок вырвался из рук, метнувшись ввысь к дереву, так и не дождавшись, чтобы я сказала всё чётко.

Я опустила руку в поток вновь, но в этот раз руку обожгло жгучей болью. Пытаясь схватить хоть один лист, я получала лишь ожоги. Листья неожиданно прытко вырывались из рук, а потом и вовсе откинули меня назад поток этого самого вихря.

И когда я встала с колен, чтобы попытаться подойти к дереву, передо мной встала моя проводница, заграждая собой путь.

Сцепив зубы, я смахнула слезы.

— Мне нужно туда! — проговорила я, указывая на дерево. — Пожалуйста. Ты же привела меня сюда. Позволь загадать желание.

Она склонила голову, оглядывая меня совсем как тогда, когда я только ступила на тропу.

— Я не смогла… — быстро проговорила я, надеясь ее уговорить. — Пожалуйста. Одно желание…

— Верь, — неожиданно пропела она сурово.

— Что? — я удивлённо смотрела на неё.

— Верь. — вновь пропела она, делая шаг ко мне.

Сглотнув, я оступилась, смотря как за её спиной расправляются перламутровые полупрозрачные крылья, закрывая собой дерево.

Поднявшись, она заискрилась ярким светом и спустя миг превращаясь в искр, а опустив взгляд я удивлённо оглядывала коридор первого этажа больницы.

Чуть дальше валялись мои кроссовки, которые на вид были будто и не мокрые…

Но опустив взгляд на руки, я хмуро оглядывала царапины на руках….

***

— Как прошла операция?

— Это разве что чудом можно назвать, Михаил Львович. — молодой врач, потёр шею, отвлекаясь от компьютера занося данные о прошедшей операции. — Я и сам не сильно верил уже, но всё же она прошла идеально, несмотря на все анализы и показатели.

— Значит, и было чудо, — хмыкнул пожилой врач, вешая верхнюю одежду на вешалку.

— Разве вы верите в чудеса? Мы же врачи… — нахмурился мужчина.

— Это разве запрещает нам верить? — Михаил обернулся на него с улыбкой. — Чуду тоже, знаете ли, надо уметь помогать, Александр. Не будь вы хорошим врачом, чудо не смогло бы исполниться до конца. Так что тут отлично подходит фраза: верь, но и сам не плошай.

Александр кивнул, хоть не до конца и принял слова наставника.

А Михаил Львович посмотрел в окно во двор, где у кромки леса затаились светлячки…