вы мои самые, самые родные, можно сказать. Настенька, солнышко моё. Ты помни, сколько мы пережили! Утром ведешь зимой наших-то в садик, помнишь? Холод, ветер, они сонные, еле плетутся, темно. Настюш, сколько лет мы так с тобой? Сколько? Года два, наверное! Душа в душу! То ты, то я! То ты, то я. Вот доля наша, бабская! В садик уведи, приготовь, накорми, напои, в магазин сходи! А кто оценит, кто?

Настя горестно покрутила головой. Всхлипнула.

— Никто!

— Никто! — подтвердила Юлька, облокотившись. — Хотя на Димку то ты чего наговариваешь?! У тебя не муж, а золото! Да, Димочка? И дома всё у вас сроблено, и всю зарплату тебе отдаёт, и во всём помогает, не пьёт, ни курит! Так что, Настюш, Настюшка, не надо на него наговаривать!

— А я и не наговариваю! — вытаращила глаза Настя.

— Вот и не надо! Вы у меня оба хорошие! Настюша, Димочка! Спасибо вам за всё, спасибо!

— Да за что? — удивился Дима, медленно моргая. Судя по всему, градус «квасика» превышал его предположение раза в два, если не три.

— Да за всё! Вот сегодня сижу одна, никого нет. Этот ур-род за сыном приехал, забрал, даже «привет» не сказал. Козлина! А я сижу тут одна, Настюш. Суббота, вечер, а я одна. Вот и думаю, позвоню моей Настюше, они с Димочкой придут и мы…

— Юль, — прервал её Дима. — Мы может, уже выпьем? Рука устала держать.

— Тц, — цыкнула на неё Юля. — Вот ты какой, не дал девушке тост сказать. А я скажу! Я скажу, Настюш. Давайте всё же за вас выпьем, золотые вы мои! А вас очень и очень люблю! Настюшка, да я тебя поцелую! Хорошая ты моя!

Поставив рюмку на стол, и расплескав половину, она перелезла через Диму, плюхнулась между ними на диван, обняла Настю и смачно поцеловала её прямо в губы. Обескураженная Настя только и смогла, что похлопать соседку по плечам и упёрлась, чтобы немного её отстранить. Но та, оторвавшись, поцеловала её в щёку. Потом во вторую. Настя даже отодвинулась от растерянности. А Юля тем временем повернулась к Диме, заявив беспрекословным тоном:

— Пусть Настя будет против, но и ты Дима, золотой! И я тебя тоже люблю!

Тот даже не успел отреагировать, потому что в это самое время он хлопнул рюмку горькой настойки и теперь её проглатывал, сморщив лицо и зажмурившись. Дима ещё не осознал последние слова соседки, как она обхватила его руками, прижалась всем телом и тоже горячо поцеловала в губы. Дима замер, нет, даже не замер, а окаменел и вдруг понял…

Дима понял, что поцелуй затягивается, и даже вроде бы перестаёт походить на дружеский. Секунды начали тянуться, как часы. Она скользила по его губам, вдруг Дима сначала почувствовал её язык, а потом услышал возглас:

— Э! Ты чё, офигела! Это же мой мужик!

Тут Юля резко оторвалась от Димы. Причём, по всей видимости, против своей воли, потому что за волосы её крепко держала Настина рука.

— А-а-а! — заорала Юля. — Ты чё? А-а-а! Отпусти! Отпусти!

— Отлепилась от моего мужика, быстро, я тебе сказала! Отлепилась! — только увидев, что её благоверный в безопасности, Настя отпустила волосы.

— Ты чё? Наська! — поняв, что она свободна, обернулась к ней Юля, пытаясь подняться с дивана. Но ей мешал стол. — У меня же дома меня за космы таскать?! Ты чё! Я тебе этого не позволю!

— А я к мужу моему лезть не позволю, — вскочила Юля, но, не удержавшись на ватных ногах, чуть не упала, удержавшись лишь за стену. — Шалапёндра!

Юля тем временем рывком отодвинула стол от дивана, с него упала бутылка и посыпались рюмки.

— Да кому он нужен, муж твой!! Не мужик, а сопля какая-то!

— Кто сопля? — не понял Дима. — Я что ли?

— А ну, Дима, вставай, пошли домой из этого гадюшника! — махнула рукой Настя. — Шалапёндра такая!

— Откуда? Из гадюшника? Ах ты, каракатица! А ну! Валите оба, чтобы духу вашего тут не было! Не позволю меня же в моём же доме за волосы таскать каким-то мымрам!

Настя выпучила глаза.

— Дима! Что ты расселся, как чучело огородное, уходим! Сидишь тут, слушаешь, как жену твою матом посылают! Больше мы к этой шалапендре ни ногой!

— Это ты ни ногой?! Да это я тебя ни ногой, понятно? Да чтобы я! Ещё! Пригласила тебя! Да ни в жизнь!

— Вот почему от тебя муж ушёл, потому что ты шалапёндра, и на других мужиков кидаешься!

— Ах ты, выдра! Да я тебя сейчас…

Тут между женщинами выросла могучая фигура Димы с разведёнными руками. Он глянул на них так угрожающе, что это подействовало на них отрезвляюще.

— Бабоньки! А ну-ка успокоились! Прекратите немедленно! Настя! Юля! Я кому сказал!

По всей видимости, окрик подействовал, две женщины, глядя друг на друга ненавидящими глазами, остановились, тяжело дыша.

— Выметайтесь! Оба! — тяжело вздыхая полной грудью, выдавила Юля. — Я к вам со всей душой, а вы меня за космы таскать?! Никогда я тебе этого не прощу, слышишь?! Никогда!

— Ты у меня ещё попляшешь, за то, что на чужого мужика глаз положила! Ты у меня ещё попляшешь! — со злобой выдавила Настя. Покачиваясь, она вышла в коридор, с трудом надевая обувь на ходу.

— Юля, послушай, — с дружеским жестом повернулся к соседке Дима, пытаясь её успокоить.

— А ну руки свои убрал от меня! — заорала та. — Выметайтесь оба, чтобы я вас не видела!

— Ладно, ладно, — примирительно ответил Дима, выходя вслед за супругой с поднятыми руками.

— Чтобы я вас больше никогда не видела! Поняли меня? — вопила им вслед Юля.

— Ты у меня попляшешь, ой, ты у меня сейчас попляшешь, — едко вторила из темноты подъезда Настя. — Щас, щас! Попляшешь ты у меня… Жди!

За ними с грохотом захлопнулась дверь.

*

Может быть, никто и никогда не узнал об этой истории, но Настя выполнила свою угрозу. В этот же вечер в общий чат дома в WatssApp полетели не совсем приличные снимки Юли с надписью: «Женщины, берегите своих мужей. Эта шалапёндра пытается их отбить».

И номер Юлиной квартиры.