Оглушенная страхом и отчаянием от провала, я даже не слышу шагов. Шиплю, царапая чужую ладонь, которая внезапно ложится на мое плечо.

От незнакомца пахнет тонким, явно авторским парфюмом и ментолом. Ни его голос, ни аромат мне не знакомы. В последние годы своей жизни я редко пересекалась с кем-то из мужчин — Валиев никому не позволял ко мне приблизиться.

— Дыши, Милана. Ты в безопасности.

— Откуда вы знаете мое имя?!

Если бы он спросил, кто я и как меня зовут, паника бы ушла. Это бы означало одно — этот человек не имеет никакого отношения к моему мужу. Даже мысль о том, что меня похитили, не так пугала, как перспектива вновь оказаться в руках Азамата.

— Имя Миланы Савельевой уже давно синоним стиля и успеха. Кто не знает одну из самых красивых инста-моделей столицы?

— Моя фамилия — Валиева.

Я жду, когда он наконец заговорит об Азамате. Если я проиграла и мой муж не дал мне уйти, сейчас самое время об этом услышать. Терять мне все равно нечего, и я даю ему повод вспомнить о нем. Но незнакомец молчит. Пауза затягивается, и я вздрагиваю — кончики его пальцев, неожиданно теплые, касаются моей кожи у линии темной повязки. Вздрагиваю не от страха, но внутри как будто все сжимается. Не только его голос, но и прикосновения заставляют замереть на месте.

— Тебе надо отдохнуть. Я сейчас уйду. А если тебе что-то понадобится, ты скажешь об этом Алене.

— Где я? Когда… приедет мой муж?

Все-таки преодолеваю ментальные прутья невидимой клетки. Воля этого мужчины может заставить склониться даже толпу — я так сильно ощущаю ее на себе, что впору испугаться. Но меня куда сильнее пугает встреча с чудовищем, от которого я, судя по всему, не сбежала.

Незнакомец отнимает руку, оставив на коже пульсирующий след своего прикосновения. И я чувствую холод. Я как будто чем-то его сейчас оскорбила, только не понимаю, чем именно. Может, это мой тюремщик — до тех пор, пока не вернётся Азамат. И произнеся имя своего мужа, я напомнила ему его истинное место?

— Он не приедет.

В голосе сталь. Незнакомая — ледяная, дамасская. Такая может изрезать волю на клочки. И нет ничего неудивительного в том, что я обхватываю себя руками, словно пытаюсь закрыться.

— С… совсем?

В моем голосе надежда. Надежда, что слова незнакомца — правда. Но он отчего-то истолковывает их по-своему.

— Да, — поскольку у меня завязаны глаза, все остальные чувства обострены до предела, я безошибочно улавливаю в его голосе негодование. Как-то просчитываю его слабый отголосок в холоде стали. — Твой муж не придет за тобой. И советую с этим смириться.

От шока мои глаза под повязкой широко распахиваются. В смысле?! Меня, как оказывается, похитили вовсе не цепные псы Азамата Валиева?..

— Что я здесь делаю? Кто вы? — руки вновь тянутся к повязке… и я тут же обрываю свою вопросительную речь испуганным полувскриком, больше похожим на всхлип.

Молниеносно, не прошло и доли секунды, мой невидимый тюремщик сжал мои запястья стальной хваткой своих широких ладоней, слегка вывернув в стороны, отчего я содрогнулась от неожиданной боли. Пусть слабой, но такой неожиданной и пугающей. Меня буквально вжало в обивку дивана, лишив возможности вырваться. Да и не думала я об этом в этот момент! Тьма, неожиданная хватка, неоднозначность положения — все это ошеломило меня куда сильнее мыслей о сопротивлении. Незнакомец навис надо мной, удерживая мои запястья у груди, обжигая висок и глаза под повязкой своим горячим дыханием. А меня выбило в тот же миг острой дрожью страха по всему телу, стоило осознать, насколько он сильный и решительный.

— Никогда больше не смей пытаться снять ее в моем присутствии! — в его голосе появились новые, хриплые ноты, словно мужчина изо всех сил пытался сдержать себя от опрометчивого шага. Это только усилило мой шок, слова застряли в горле. Боже мой. Что бы он сделал, если бы я ее сорвала до того, как меня остановили?

Я больше не могла даже помыслить о том, чтобы развязать свои глаза, освободить свои запястья от кандалов его рук, да что там, вообще произнести хоть слово! Я словно оцепенела, вдыхая запах его парфюма и кожи вместе с прерывистым жарким дыханием. А он так и не ослабил своей хватки, как будто пытался продавить окончательно, дать понять, что никто тут со мной в игры не играет. Стало страшно. Черт, я и так уже все поняла!

Боялась ли я в этот момент? Настолько, что не понимала даже, что боюсь. Это была паника на грани коллапса. Против такого даже весь моральный пыточный арсенал моего супруга в тот момент был каким-то примитивом.

Почему я молчала? Я ведь знала, что в критические моменты способна на самые необдуманные, даже безумные поступки. Почему просто не сказала, что все поняла и мне больно, не попросила отпустить? Разве мог кто-то быть страшнее Азамата?

Напряжение в теле достигло своей критической точки. Я не понимала, где я нахожусь, что именно надо моему похитителю. Слова закончились. Я только мелко задрожала в его руках, стараясь не выдать своего истинного испуга.

— Ты меня хорошо поняла, Милана?

— Д… да, — прошептала я еще до того, как хватка его ладоней разжалась. — Я все поняла.

— Ты не будешь ее снимать в моем присутствии до тех пор, пока я тебе этого не позволю.

Говорить становилось все труднее, и я несколько раз кивнула. Потерла кожу, разминая следы его пальцев, чувствуя, как мужчина смотрит мне прямо в глаза через плотную ткань повязки.

Почему возникла такая необходимость в том, чтобы завязать мои глаза? Он страшный, как атомная война? Изуродован шрамами? Может, наоборот, известный человек, чье лицо знает каждый? Дорогой парфюм, скорее всего эксклюзивно разработанный для него самого, ощущение от прикосновения костюмной ткани, явно не дешевой. Вот это куда больше похоже на правду. Может, мы где-то виделись? Тогда какой смысл завязывать мне глаза? Куда проще было бы успокоить меня, не скрываясь.

Черт, Милана… а ты уверена, что его цель — успокаивать тебя? После всего того, что произошло?!

— Сиди и не вздумай нарушить мое распоряжение, Милана. Второй раз я тебе этого не прощу.

Что?!

Он встал и отошел. Я слушала шаги и пыталась вспомнить, могла ли слышать их ранее. Когда-то я безошибочно узнавала по шагам, кто входит в комнату. Но не в этот раз.

Моих ладоней коснулось что-то прохладное, цилиндрическое. Похоже, стакан. Мой