— Моди, милая, не смотри туда. — В толчее берет Моди сбился набок, и Элизабет его поправила, а когда выпрямилась, перед ней стоял немецкий парень и улыбался, будто узнал ее.

— Я видел, как вы машете, — сказал Штефан так тихо, что Элизабет едва расслышала, и жадно глотнул воздух ртом. Он подошел совсем близко, чтобы его голос не заглушался вокзальным шумом, и теребил шарф. На шее белел шов, кривизной напоминавший рукоделие Мод. — Я подумал, вы меня узнали.

— Здравствуй, Штефан. — Элизабет решила было его поцеловать, но парень оказался слишком высоким. — У меня есть твоя фотография, очень старая, но ты почти не изменился.

Глупая ложь, но Элизабет выбили из колеи — нет, не впалые щеки, высокий рост, худое лицо или острые плечи, на которых плащ висел как на вешалке, а непринужденность и полное отсутствие подростковой застенчивости. Глаза голубые — у нее болезненно сжалось сердце. Как будто ей вернули кусочек Карен. Хотелось заплакать: ведь Штефан единственный понимал, что это невозможно, что Карен больше нет. Чтобы отвлечься, Элизабет оглядела толпу и стиснула ладошку Мод.

— Ай! — взвизгнула девочка. — Больно!

Штефан вытер бескровные губы и все сглатывал, сглатывал, сглатывал…

— Поездка получилась интересной. Ваш муж показывал мне разные достопримечательности. — Он тщательно подбирал слова и говорил без акцента, произнося каждое слово четко, как англичанин в беседе с иностранцем.

Мод, взволнованная предстоящим знакомством, беспокойно топталась рядом.

— Поздоровайся со Штефаном, — велела Элизабет дочке.

— Здравствуй! — пискнула Мод и прижалась к матери.

Штефан стоял, широко расставив ноги, и шатался, точно люди, спешащие мимо, раскачивали перрон, как лодку. Элизабет в жизни не видала настолько усталого человека.

— Я очень рада, что ты приехал, — сказала Элизабет, касаясь его рукава.

Штефан уставился на ее пальцы.

— Я никогда его не видел, — проговорил он, — и рассказать ничего не могу. Мне все задают этот вопрос. Даже если не задают, я читаю его в глазах.

— О ком ты? — спросила Элизабет, хотя прекрасно его поняла. Штефан съежился в своем плаще, словно признание в том, что не видел фюрера, разъедало его изнутри. — Хорошо, Штефан, я ни о чем спрашивать не буду.

Наконец через турникет прошел Джордж, а следом носильщик, везущий его старый, обмотанный веревкой чемодан. Мод тут же бросилась к отцу, и тот подхватил ее на руки, от чего закружились ее варежки на резинке и шелковистые волосы.

— Мой мышонок, я так по тебе скучал! — Джордж осторожно опустил девочку на землю, потом потянулся к Элизабет, но она стояла вполоборота, и поцелуй пришелся в ухо.

Джордж качал рукой, за которую держалась Мод. Без отца девочка дулась и капризничала, а теперь щебетала как птичка и висла на его руке. Элизабет подумала про парня в гражданском и девушку, крепко сжимавших друг друга в объятиях. Она чувствовала, что рядом стоит Штефан, наблюдает за ней и ее родными, наблюдает и уже делает выводы. Джордж широко улыбнулся.

— Элизабет, ты прекрасно выглядишь. — сказал он, давая понять, что любит ее и забыл, как она его подводила.

— Машина за воротами. — Элизабет почувствовала, как кусочки ее души становятся по местам. — Кристина ждет в салоне, сюда прийти не захотела.

Джордж не ответил, и Элизабет немного разозлилась: ничем его не проймешь!

— Кристина — моя старшая сестра, — объяснила Штефану Мод, при Джордже заметно осмелевшая. — Есть еще Элис, но она дома, в Кенте.

— Элис, — повторил Штефан. — У меня три двоюродные сестры — Кристина, Мод, Элис.

— Вот-вот. Одни женщины. — кивнул Джордж. — Старина, я так рад, что ты приехал.

Элизабет повела их со станции, на ходу разыскивая в сумочке ключи от машины. Вдруг Джордж прав? Вдруг, если очень захотеть, все и впрямь получится?

Кристина перчаткой протерла круглое окошко на стекле, дыхнула на него и снова потерла. Она съежилась на заднем сиденье «хиллмана» миссис Маккрей, стараясь не сдвигаться с нагретого места.

Со станции понемногу выходили люди, и Кристина высматривала бледно-желтое пятно, оно же пальтишко Мод, зеленое пальто матери и длинное темно-серое — отца. Рядом с ними будет еще одна фигура. Запотевшие окна машины усугубляли Кристинину близорукость. Если бы не парень из Германии, она взяла бы очки.

Под ветром и дождем, на которые пасмурный день не скупился, в наползающем мраке и свете уличных фонарей вид из окна превратился в пятнистый хаос. Кристина наблюдала за фигурками прохожих — мужчинами в макинтошах и женщинами в вытертых пальто, с хозяйственными сумками в руках. Через дорогу перешли две медсестры. Низко наклонились, закутались в накидки — сущие летучие мыши со сложенными крыльями. Солдат остановился и закурил сигарету — яркий свет спички высветил сизую струйку дыма. Секундой позже спичка полетела в канаву. Солдат зашагал медленно, будто слишком много выпил.

Люди возвращались домой. «Нормальные вечера — это когда граммофоны, — думала Кристина, — и девушки курят “Крейвен Эй’’, а их кавалеры устраиваются на подлокотнике и изображают Фрэнка Синатру». Увы, вечера в гостинице — это сквозняки и тоска. Они втроем усаживались у камина, поджаривались спереди, а на спинах замерзали сосульки. Ночью Мод залезала в Кристинину кровать, чтобы отогреть окоченевшие ножки, и мучила ее громким сопением. Как странно обходиться без домашних удобств.

Два дня ожидания в Йоркшире оказались изнурительно скучны. Еда и вид на дождь — других развлечений в гостинице не было. У Кристины от чтения болели глаза, а Мод маялась от скуки и по сто раз спрашивала, когда приедет Штефан.

Вчера в гостиной они нашли целую стопку пазлов, и Мод чуть не умерла от радости. Она заставила Кристину отложить книгу, и они вместе составляли разные картинки: «Африка», «Черный континент», «Понедельник в Игрушечном городе», «Золотая осень на поляне», пока не надоело вертеть в руках резные деревяшки. Картонные коробки пахли прежними детьми и затхлым нутром буфета.

— А Штефан умеет пазлы? — спросила Мод. — Нацисты их любят?

— Завтра сама спросишь.

Но вот ожидание кончилось. Тыц-тыц-тыц — Элизабет раздраженно постучала ключами в окно «хиллмана». Мод прижалась губами к стеклу. Кристина отлепилась от сиденья и вылезла из салона.

Штефан Ландау, немецкий кузен, был на диво привлекательным, даром что брит наголо и худ как щепка. Элизабет легонько подтолкнула Кристину. Давай, мол, представлю тебя.

— Штефан, это Кристина. — с опаской проговорила Элизабет, словно показывала фокус, который не всегда получался.

— Здравствуй, Кристина! Рад знакомству. — Голос — как ржавое железо. Штефана колотило. — Очень рад. — повторил он, словно обещая себе использовать это удручающее знакомство наилучшим образом.

— Боже, у тебя такой голодный вид! — выпалила Кристина.