— Я тоже, — мягко произнес Мартин. — Я так понимаю тебя, тетя Дороти!

Синди хотелось раствориться, исчезнуть, но она была не в силах сдвинуться с места. Ее темные глаза были прикованы к словно высеченному из камня профилю Мартина. Одного взгляда на него оказалось достаточно, чтобы в ее душе пробудились болезненные воспоминания.

Мартин стоял, возвышаясь над Дороти. Он был красив трубой мужественной красотой, которую не портил даже слегка искривленный нос — результат опасного путешествия по джунглям Южной Америки. Сейчас он казался еще более статным, сильным и загорелым, чем раньше. Его темно-русые кудри были такими же густыми и непослушными, как и три года назад. Завитки волос небрежно спускались на воротник голубой рубашки и потрепанной серой куртки. Ни тебе строгого костюма, ни галстука… Мартин оставался самим собой даже на похоронах.

Сильный, мужественный, чуждый условностей — он был опасен. Опасен для чувств Синди, для ее душевного спокойствия. Для всего ее существа.

Она думала, что давно сумела преодолеть безумный порыв юности. Но сейчас, увидев его снова, когда Теодор уже не стоит между ними…

Нет! Синди резко оборвала себя, отметая прочь головокружительные надежды, которые на мгновение всколыхнулись в ее сердце. Ты уже прошла этот путь, глупая девчонка, и прекрасно знаешь, куда он ведет. Нет смысла терзать себя несбыточными романтическими мечтами. Когда имеешь дело с таким мужчиной, как Мартин, мечты легко превращаются в кошмар. Этот человек никогда не станет другим. И ты лучше, чем кто-либо, знаешь это.

Что бы ни было между ними раньше, все давно превратилось в пепел. Пепел разочарования. Обоюдного разочарования. У них были причины избегать друг друга. Она ненавидела его за то, что он уехал, не оставив ей надежды на совместное будущее, не сказав слов любви, которые могли бы служить ей поддержкой. За то, что сломал ей жизнь, разрушил ее мечты.

У Мартина тоже были причины если не ненавидеть, то презирать ее — за то, что она с такой поспешностью променяла его на Теодора. И за то, что предпочла спокойствие и стабильность семейной жизни той захватывающей карьере, о которой она, по его твердому убеждению, страстно мечтала. Карьере, которую она когда-то поклялась разделить с ним.

Нельзя войти в одну реку дважды. Слишком поздно.

Дороти продолжала сжимать руку Мартина.

— Все произошло так нелепо, так быстро, — прошептала она, в отчаянии мотая головой. — Ничего нельзя было сделать. Перелом основания черепа. Он умер мгновенно. — Ее глаза наполнились слезами. — Один неосторожный шаг. Это так не похоже на Тедди! Он всегда был таким осторожным и аккуратным — во всем.

— По крайней мере, он не мучился, — тихо сказал Мартин.

Его голос звучал непривычно тихо и нежно. Гораздо нежнее, чем во время последней встречи с Синди три года назад, когда, вернувшись из своего очередного путешествия, он обнаружил, что она замужем за его двоюродным братом и у нее есть ребенок, которому уже больше года…

— Ты права, тетя Дороти, — продолжил Мартин. — Беспечность была совершенно не в характере Теодора. Это больше похоже на меня, — добавил он с кривой усмешкой. — А Квентин тоже не догадывался о том, что происходило с вашим сыном?

— Нет, — обреченно покачала головой Дороти, смахивая слезинки. — Но в последнее время Тео стал настолько безразличен к работе, что Квентин начал беспокоиться, не потерял ли он интерес к семейному бизнесу. Твой дядя даже боялся, что Теодор совсем забросит дело… Он хорошо помнил о том, как после смерти своего отца ты продал его долю. Конечно, у тебя были другие обстоятельства, — поспешила добавить она. — Мы все знаем, что у тебя другое призвание. Но Теодор?.. — Дороти запнулась, но после недолгого молчания нашла в себе силы продолжить: — Он всегда охотно занимался семейным бизнесом, чувствовал себя ответственным за продолжение традиции и хотел, чтобы дело процветало. Ради своего сына. Он сказал это нам в тот день, когда родился маленький Эдвин. — Она тяжело вздохнула. — Можно было бы что-то понять, если бы дела на заводе шли плохо. Но все как раз наоборот. Почему он потерял интерес к работе? — Она нахмурилась. — Нет, тут было что-то другое.

— Может быть, семейные неурядицы? — высказал предположение Мартин.

От холодного цинизма его слов Синди на мгновение оцепенела. Что ты вообще можешь знать о семейной жизни, Мартин Мэрдок? — хотелось выкрикнуть ей.

Резким движением головы Дороти отвергла его предположение.

— Теодору не на что было жаловаться. У него было все, о чем только можно мечтать: чудесная жена, здоровый ребенок, уютный дом. Любящие родители, живущие рядом. Да и вообще, полный достаток… — Глаза ее потемнели от боли. — Что заставило его так измениться в последнее время? Ты помнишь, каким жизнерадостным и уравновешенным он был, Мартин? Спокойным, надежным… домашним.

— Не то что его непутевый кузен, — снова усмехнулся ее племянник.

— Ну что ты, Мартин, — взволнованно возразила Дороти. — Я никогда и ни в чем не упрекала тебя, дорогой мой. Может быть, ты в некотором роде… — она запнулась, подбирая подходящее слово, — искатель приключений, но в то же время ты один из лучших фотожурналистов страны. Никто не назовет тебя непутевым. — Она с грустью улыбнулась племяннику. — Несмотря на то, что тебе нравится играть с опасностью — и со смертью тоже. Мне кажется, ты делаешь это из чистой любви к риску.

Из чистого сумасбродства, мрачно подумала Синди. Мартин Мэрдок не знает истинного значения слова «любовь».

Мартин слабо улыбнулся и выпрямился, высвобождаясь из объятий Дороти. Наконец-то повернув голову в сторону Синди, он протянул ей руку.

— Ну, здравствуй.

Молодая женщина заставила себя посмотреть ему прямо в лицо. Ей пришлось собрать всю свою волю, чтобы выдержать этот пристальный взгляд. Синие глаза, казалось, пронизывали ее насквозь. Она даже не пыталась понять, что он хотел сказать этим взглядом. Слишком много эмоций вспыхивало и гасло в глубине его глаз. Все что угодно, кроме сочувствия, подумала Синди.

— Итак… блудный сын вернулся, — холодно проговорила она, следя за тем, чтобы ее голос прозвучал как можно более бесстрастно.

Синди скрестила руки на груди, чтобы избежать его прикосновения. Иначе он сразу почувствует, как она дрожит!

Скорбное лицо Дороти снова выглянуло из-за спины племянника.

— Прости, дорогой, что я, как последняя эгоистка, принялась плакать на твоем плече. А Синди стоит здесь совсем одна. Она так мужественно держится, бедная девочка. Мне надо разыскать Квентина и ехать домой. Мартин… — Дороти в нерешительности запнулась, потом продолжила, видимо приняв решение: — Ты не мог бы проводить Синди домой? Ей так тяжело находиться на людях… И она беспокоится об Эдвине. Мы будем ждать вас обоих к ужину, когда останутся только близкие родственники.

Синди машинально кивнула, торопливо соображая, какое из двух зол меньше — оказаться с глазу на глаз с Мартином или выслушивать бесконечные соболезнования друзей и родственников Теодора, притворяясь, что она сломлена горем и ждет от окружающих сочувствия.