подняла темно-коричневое перо с белыми пятнышками и всю дорогу домой сжимала его в руке.

Глава 1

Два года спустя

Снова эта сова наблюдает за мной. У многих сов очень яркие глаза цвета пламени: красные, желтые или оранжевые, но только не у северной пятнистой. Ее глаза угольно-черные. И эта ночная птица отчего-то всегда знает, где я – и днем, и ночью.

Когда мы принесли птицу в наш природный заповедник, она сразу же проявила ко мне интерес. Мама говорит, что это добрый знак, ведь северные пятнистые совы священны для ведьм и колдунов.

И все же, когда сова смотрит на меня, у меня бежит холодок по спине, словно птица предвещает не добрые вести, а кличет беду.

Сова сидит на ветви старой ели и несколько мгновений мы пристально смотрим друг на друга. В животе у меня все скручивает от неприятного чувства, и я отворачиваюсь. Зима прикасается мокрым носом к моей руке, и я опускаю взгляд. Она оберегает нас с мамой с тех самых пор, как мы переехали сюда два года назад, и сейчас настороженно смотрит на сову.

– Эта волчица умерла бы за тебя, – недовольно говорит позади Пайк, словно обвиняя меня в том, что я околдовала Зиму.

Я оборачиваюсь и притворно улыбаюсь.

Пайк Алдер не знает, кто я такая, а даже если бы и знал, я бы никогда не стала никого привораживать.

Зима любит меня, потому что нутром чует – мне можно доверять.

– Знаю.

Глажу Зиму по голове и она жмурится от удовольствия. Я отдала бы жизнь за этуволчицу, но она ни за что бы не позволила мне это сделать.

Пайк хмурится. И как обычно, когда чего-то не понимает, он стискивает зубы и поджимает губы. Чувствую, что он пытается разгадать меня, изучает сквозь линзы очков в черепаховой оправе.

– Ты что-то хотел? – спрашиваю, чтобы прервать его мысли.

Пайк склоняет голову, и я понимаю, что мне не понравится то, что он собирается сказать.

– Просто хотел сообщить, что посетители снова выбрали меня лучшим работником. – Он говорит непринужденно, но грудь у него вздымается от гордости.

Я пытаюсь сохранить спокойное выражение лица, надеясь, что Пайк не видит, как жар поднимается по моей шее. Я много работала над тем, чтобы не бояться говорить перед экскурсионными группами, но Пайку это дается легко. Неприятно признавать, но он и правда хорошо справляется. Я бы даже сказала, отлично.

И он сам прекрасно знает об этом.

– Поздравляю, – спокойно говорю я, хотя чувствую неловкость.

Я еще раз глажу Зиму по голове и, оставив Пайка, спешу к домику, где располагается наш офис и где мы принимаем посетителей. Сегодня пасмурно. Свинцовое небо нависает над деревьями. Чувствуется, что скоро пойдет дождь. Я иду по лесной тропе, вдоль которой высятся ситхинские ели, под ногами хрустят коричневые шишки.

– Я могу пойти с тобой, когда ты снова поведешь группу и дать парочку советов, – говорит Пайк, следуя за мной. – Заметки поделать, сказать, если ты сделаешь что-нибудь не так, поделиться своим мнением. На следующей неделе начинаются весенние каникулы, так что у меня будет свободное время.

– Как мило с твоей стороны. – Я заправляю прядь за ухо. – А что, уже весенние каникулы?

– Ага. Всю неделю будем вместе работать.

– Радость-то какая.

– Да ладно, тебе же нравится, когда я рядом.

– Интересно сказано.

Я открываю уличный кран и смываю грязь с ботинок. Пайк делает то же самое и заходит вслед за мной в небольшое деревянное строение. Домик все еще пахнет сосной, а деревянный пол скрипит, когда я вхожу.

– Да, ладно тебе, Айрис, ты же тут со скуки помрешь без меня. Да и небольшое дружеское соперничество не помешает… а то вдруг кто-нибудь подумает, что ты незаслуженно получила здесь работу. Вряд ли тебе такое понравится. – Пайк подмигивает и исчезает в подсобке прежде, чем я успеваю что-то сказать.

Пайк вечно достает меня, потому что заповедник принадлежит моей маме, и все же он знает, что я лучше всех управляюсь с животными. Сам он учится на орнитолога и хочет посвятить жизнь изучению птиц. Только вот его учебники и бинокли не сравнятся с моей магией.

Хотя он, конечно, об этом никогда не узнает.

И все же меня раздражает его высокомерие. В природе главное равновесие, но Пайк ведет себя так, словно ему принадлежит весь мир. Ему неведомы скромность и почтение. Он не придает значения цепи эволюции, потому что считает себя венцом творения.

Показать бы ему хоть раз все грани вселенной, о которых он ничего не знает и не понимает, потому что не обладает магией, но я ни за что не поступлю так опрометчиво и не поделюсь своими тайнами с другими. Особенно с этим болваном Пайком Алдером.

Я делаю глубокий вдох и начинаю наводить порядок. Складываю анкеты и брошюры, которые оставили недавние посетители. Протираю стеклянную витрину, где выставлены сувениры нашего заповедника «Туманная гора». Не обращаю внимание на Пайка, который вышел из подсобки и включил телевизор на стене.

Мы включаем его только, чтобы показать посетителям небольшое видео о заповеднике, но Пайку нравится фоновый шум телевизора. Обычно я все равно его выключаю, но внезапно до меня доносится слово «ведьма» и имя… имя, от которого у меня все болезненно сжимается в груди.

Видения той ночи на озере возникают перед глазами, и я зажмуриваюсь, пытаясь прогнать их. Но они не исчезают, мелькая, словно смотрю нескончаемое кино. Я с трудом возвращаюсь к уборке и притворяюсь, будто не ловлю каждое слово ведущего новостей.

Бесполезно. Невольно замираю и перевожу взгляд на экран.

– …была досрочно освобождена. Суд постановил, что Эми Медоуз виновна в непредумышленном убийстве и по решению Магического совета была лишена магии…

Я выдыхаю. Ощущая, как воспоминания о той ночи немного тускнеют на душе становится легче. Эми досрочно освободили. Она вернется домой.

– Зря, – бурчит Пайк себе под нос и, глядя на экран, качает головой.

Средство для мытья стекол выскальзывает у меня из рук, и я поспешно поднимаю его. В груди у меня все сжимается. Я брызгаю средством на витрину и лихорадочно протираю ее, потом еще раз.

– Нельзя им доверять, – говорит Пайк. Его голос вдруг раздается прямо позади меня: – Ты ее уже до блеска натерла.

Я подпрыгиваю от неожиданности и едва не роняю бутылку снова. Мне хочется возразить Пайку, сказать, что когда-то полностью доверяла Эми. Но ему нельзя видеть, что я беспокоюсь за ведьму, поэтому выпрямляюсь и говорю:

– И снова почти