Все было чинно, не скучно, пока без куража. Невесту выкупали с размахом, соря деньгами. Жених со свидетелем рвались через заградительные барьеры, отвоевывая пяди земли у каких-то хихикающих девчонок, у наряженных баб бальзаковского веса и возраста. Их не пускали, предъявляли претензии и завышенные требования. Встала грудью разбитная девица по имени Настя и прозвищу Фрикаделька, с лихвой характеризующему особенности ее фигуры — не обидчивая, резка на язык. Она трудилась диспетчером в фирме Вадима и не теряла надежды выйти однажды замуж, причем не по приколу, а по любви. Именно она была сегодня подружкой невесты, что очень не нравилось кисло улыбающемуся Максиму. Носился с аппаратурой приглашенный фотограф, кто-то вел любительскую видеосъемку. Родители невесты пытливо разглядывали жениха, будто первый раз увидели. Он уже решил, что будет называть их «мамой» и «папой». Тестя звали Валерий Леонидович, тещу — Алевтиной Валентиновной. Язык сломаешь, пока научишься выговаривать без запинки.

— Девчонки, разбегайтесь! — визжала Фрикаделька, глядя, как Вадим готовится к последнему броску на крыльцо. — Этого парня ничто не остановит, зашибет же!

Он прорвался в опрятный домик, окруженный фруктовым садом, захлопнул дверь перед носом улюлюкающей толпы. Из комнаты показалась невеста в белоснежном платье — взволнованная, румяная, утонула в его объятиях. Наипрекраснейшая Надежда… Еще одно солнце взошло и засияло над планетой! Сердце колотилось, ведь он по уши влюблен и не может без этой девчонки, теперь он никому ее не отдаст, они обязаны быть вместе до гробовой доски.

— Вадик, я тоже рада тебя видеть… — бормотала Надюша, отвечая на поцелуи, а он заводился, уже тащил ее в пустую комнату, путаясь в рюшках и оборках. — Но не здесь же, подожди, давай дождемся вечера… Вадик, ты мне все платье помнешь… — она сдавленно смеялась.

Он опомнился, действительно, не самое подходящее время и место. Толпа страждущих ломится в дом, все одетые, такие красивые. Они привыкли заниматься ЭТИМ в самых неожиданных местах, на грани фола и провала, но чтобы так вызывающе…

— Наденька, я так тебя люблю… — шептал Вадим срывающимся голосом.

Он вывел взволнованную невесту на крыльцо, и толпа восторженно взвыла. А жених уже будто не понимал, кто все эти люди, чего им надо… Амур всадил в него из гранатомета четыре месяца назад, в Международный женский день, когда он заехал к Насте Фрикадельке, чтобы лично ее поздравить. А у той сидела подружка, в гости к которой приехала еще одна подружка, и он оторопел, когда увидел ту, последнюю… Умница, красавица, практически комсомолка — год отработала волонтером в столичной «богоспасаемой» организации, хотя имела обеспеченных родителей, могла кататься как сыр в масле и ничего не делать. Он прекрасно помнил холодный «пробный» взгляд, брошенный в его сторону, — в нем имелась чуточка интереса… Впрочем, Наденька долго не вела оборонительные войны, пала под напором и обаянием, подписала акт о безоговорочной капитуляции. «Я такая порочная и ветреная, просто ужас… — шептала она умирающей лебедицей после первой ночи любви. — Я так бестолково потеряла свою девственность…» А ближе к лету он поражался: «И что бы я делал без тебя, Надюша?» Она смеялась: «Все то же самое, милый. Но только с другой…»

События неслись по сценарию. Загс славного города Карагола не блистал изяществом интерьера и вычурной мебелью. Но кого это волновало? Жених с невестой входили в зал под торжественного Вагнера. Расписались в документе строгой отчетности с гербовой печатью… «Сегодня самое прекрасное и незабываемое событие в вашей жизни… С этого дня вы пойдете по жизни рука об руку, вместе переживая и радость счастливых дней, и огорчения…» — гнула заученный текст регистраторша. Стояли, как на параде, по стойке смирно, даже не пытаясь понять, чего она там бухтит. Временами пробивало на ржач. «Подойдите к столу регистрации и своими подписями скрепите ваш союз… Прошу вас в знак любви и преданности обменяться обручальными кольцами…»

Разразился хриплый Мендельсон, качество аппаратуры оставляло желать лучшего. Дыхание перехватило, что-то сладкое побежало по телу. Ну, вот и все, промчались светлые денечки…

— Слышь, Плата, а ты в курсе, что невеста и жена — это совершенно разные люди? — сипел в затылок толстяк Борька. — Хотя и зовут их примерно одинаково.

— А ты доверяешь своей второй половинке? — шипел в ухо Максим, перехватывая укоризненный взгляд работницы загса. — Я имею в виду, конечно, основную — нижнюю, а не ту, которая симметричная. Ей теперь придется пахать, как таджику…

Разбирал смех, Вадим насилу сдерживался.

— Максим, заткнись… — процедила сквозь зубы Надюша и судорожно вздрогнула.

— А ты помнишь, Вадим, — спохватился тоскующий в тылу Шершень, — что возврат можно делать только в течение четырнадцати дней? Если больше, то могут возникнуть непредвиденные сложности.

Засмеялись почти в открытую, включая невесту, и чуть не запороли такую ответственную процедуру. Но все обошлось, никто со смеха не умер. Потом по плану были слезы, трогательные поздравления, пожелания, все лезли обниматься, а Вадим терпеть не мог обниматься с мужиками. Он мечтал, чтобы все это кончилось, настал вечер, и он остался наедине со своей женой, от которой не мог оторвать глаз… Но шансов на попадание во временную дыру не было. Все эти ненужные глупые процедуры, национальные обычаи, обряды, ритуалы. До ресторана с бурными возлияниями оставалось несколько часов. С шиком проехали двести метров от загса до пристани, где свадебную компанию уже поджидал арендованный водный «трамвайчик», быстроходное судно на воздушной подушке, с двумя палубами, застекленным кокпитом и весьма оригинальным названием «Чайка». «Семь мостов искать будем!» — смеялись гости. «Да на нашей Кащеевке и одного-то не найти!» Загрузилась приличная компания — порядка двадцати персон: жених с невестой, близкие родственники, самые верные друзья. «Активисты», возглавляемые Фрикаделькой, побежали в ресторан наряжать банкетный зал к возвращению виновников торжества. На палубе гремела музыка, рекой лилось шампанское. Снисходительно поглядывал на веселье капитан из рубки. Судно мчалось по касательной на стремнину под хохот и удалой шансон. Места в окрестностях Карагола были очень красивые. Широкая Кащеевка петляла в бурной зелени среди пологих холмов. Развесистые ивы клонились к воде, в отдельных местах обнажались причудливые меловые скалы. На востоке в сиреневой дымке высились горы — седые, рослые, монументальные. «Чайка» двигалась на восток против течения. На верхней палубе толпились люди, веселье не унималось ни на минуту. Трещал, как из пулемета, фотограф, хохотали молодые люди. Оживленно общались сваты — у них нашлись общие темы. Родители невесты оценивающе поглядывали на жениха, родители жениха — на невесту. Ветер свистел в ушах, развевалось свадебное платье. Надюша смеялась, как колокольчик, хотя не все шутки, отпускаемые друзьями Вадима, были приличными. Оживший Шершень носился с шампанским, разливая на брюки всем желающим, и уже дозрел до актуального вопроса: нет ли в этом доме чего покрепче? Вадим не налегал — впереди еще много испытаний. Ему и так было безумно хорошо. Судно покоряло речные просторы, красиво разрезая воду за кормой. Он держал за руку невесту, не отступал ни на шаг — сомнительно, что ее стырят на этой «подводной лодке», но от греха, как говорится…