В шестидесятые годы двадцатого века возрождение интереса к «запретным искусствам» вновь совпало с периодом бурных перемен. Однако на этот раз конвергенция достигла беспрецедентных масштабов, не ограничившись немногочисленной культурной элитой, системой масонских лож, а захватив весь западный мир, целое поколение недовольных, хотя и высокообразованных молодых людей. Тревожный звонок для старшего поколения прозвучал оглушающе громко. Этот звонок продолжал звенеть и в следующее десятилетие. В начале 70-х годов один из авторов этой книги, только что переселившийся в Лондон, читал лекции в местном политехникуме. Зная о его участии в движении за гражданские права в Америке и о его неприятии войны во Вьетнаме, большая часть его коллег, являвшихся пылкими сторонниками марксизма, ошибочно полагали, что он разделяет их убеждения. «На самом деле нас волнует не фашизм, – признался один из них во время беседы. – Фашизм окончательно умер. Реальная угроза – это Юнг и вся эта мистика». По мнению обеспокоенного идеолога, «Юнг и вся эта мистика» привлекали к себе людей, заставляя их обратиться внутрь себя и отвлекая от социальной и политической революции.

В сущности, «Юнг и вся эта мистика» в тревоге и неприятии себя сумели непостижимым образом успешно объединить правых и левых, самодовольное статус-кво и самозваные «революционные силы», призванные его нарушить. «Юнг и вся эта мистика» также объединили два других социальных слоя, которые традиционно были настроены враждебно по отношению друг к другу, – научный и церковный истеблишмент. Через предсказуемо регулярные интервалы времени и ученые, и духовные лица высказывали сожаление той степенью, в которой «эзотерика» пропитала так называемый «дух времени». Тревожный звонок, так громко звучавший в шестидесятые годы, можно услышать и сегодня, хотя теперь он обычно сводится к высокомерной насмешке. Так, например, среди плохо осведомленных журналистов, ученых мужей, обозревателей и политиков стало модным язвительно отзываться об «увлечении причудливыми идеями Нового века», как будто многие из этих «причудливых идей» не являются такими же древними, как источники западной философской и религиозной мысли.

Совершенно ясно, что в шестидесятые годы всплеск интереса к «эзотерике» был откровенной глупостью – примитивные астрологические таблицы, консультации со знаками Зодиака, картами таро или «Книгой перемен» перед принятием важного решения, готовые к употреблению программы самосовершенствования, полуфабрикаты просветления, мгновенная нирвана, различные инструкции для самостоятельной промывки мозгов. Невозможно также отрицать, что «оккультное возрождение» шестидесятых вызвало к жизни действительно греховные явления – увлечение сатанизмом и деятельность таких организаций, как та, которой руководил Чарльз Мэнсон. Правда, сосредоточившись только на подобного рода явлениях, мы упустим позитивные и конструктивные аспекты «оккультного возрождения». Так, например, в шестидесятые годы появилось множество писателей, которые выступали как сторонники «эзотерического» мышления. Среди них были Карлос Фуэнтес и Габриэль Гарсиа Маркес в Латинской Америке, Томас Пинчон в Соединенных Штатах, Мишель Турнье во Франции. Работы таких ученых, как Эдгар Уинд и Дейм Фрэнсис Йейтс, посвященные «эзотерике», отрыли прежде запертую дверь и позволили нам лучше понять Ренессанс и Реформацию, эпоху Елизаветы и Якова I в Англии, а также Шекспира, Марло и их современников. Через Юнга и некоторых его последователей «эзотерика» шестидесятых способствовала пониманию «женственного начала» и Euvigweibliche Гете, а также необходимости их реинтеграции в западное сознание и западную культуру. Как покажет эта книга, «эзотерический» принцип магической взаимосвязи вдохновил целую область исследований в области окружающей среды, способствовал признанию земли живым организмом, всеобъемлющей «экосистемой».

В «оккультном возрождении» шестидесятых важны не положительные или отрицательные последствия, а само его существование. Поначалу это явление вызвало шок, являя собой разительный контраст предшествующему послевоенному периоду «нормальности» и умеренности, научного рационализма, конформизма, потребительства и «костюмов из серой шерстяной фланели». Тем не менее «оккультное возрождение» можно считать естественной реакцией на подобные ценности и неразрывно связанные с ними самодовольство, ограниченность, замкнутость и стерильность. Для поколения образованной молодежи стало очевидным, что ценности старших завели общество в потенциально опасный тупик. Если из этого тупика и можно найти выход, то он обязательно будет связан с переменой в мышлении – переменой, которая уравновесит фрагментацию объединением, специализацию всеобщей взаимосвязью, механизм организмом, анализ синтезом.

Именно в таком контексте следует рассматривать – наряду со многими другими достижениями этого десятилетия – «оккультное возрождение» шестидесятых. Основная движущая сила, главный импульс мышления шестидесятых был направлен на переориентацию ценностей – переориентацию в сторону объединения, целостности, организма и синтеза. В то время в воздухе витало слово «революция». Упрощенный и буквальный подход, неспособный распознать глубинные движущие силы, воспринимает это понятие поверхностно, пытаясь трактовать его в чисто политическом смысле. На самом деле произошла более глубокая революция, подобная той, которая характеризовала эпоху Возрождения. Это революция во взглядах и ценностях, в личных и общественных приоритетах, в самом сознании, в способах восприятия и понимания действительности, а также взаимодействия с ней.

Эта революция многим обязана так называемому «оккультному возрождению». Если конкретнее, то она была связана с определенным направлением «эзотерики», известным под общим названием «герметизм». Помимо всего прочего герметизм подчеркивает единство всего знания и важность установления связей между различными его областями. В этом смысле революция в сознании, которая произошла в шестидесятые годы двадцатого века, может быть названа герметической.

Авторы этой книги сами являются продуктом шестидесятых. Но мы не стыдимся этого. Наоборот, мы даже гордимся этим фактом. Мы также гордимся – хотя и не без разумного скептицизма, – что приняли участие в «оккультном возрождении» этого периода.

Подобно многим нашим современникам, мы пришли к герметизму различными путями. Некоторые из самых важных путей были открыты самой системой образования, которая оставляла герметизм за чертой академической респектабельности. Мы быстро поняли, что в университете нет ничего «универсального». Тем не менее в процессе совершенно обособленных и существующих как бы в вакууме учебных курсов по английской, американской, французской или немецкой литературе мы читали поэзию и прозу, которая устанавливала связи, игнорируемые самим университетом, – связи между искусством, наукой, историей, философией, психологией, мифологией и различными религиями. Пока научные дисциплины с рвением руританских националистов бились за установление территориальных границ, Блейк, Гете и Бальзак, Флобер, Толстой и Достоевский, Джойс, Пруст, Манн, Йетс и Рильке раскрывали перед нами более широкие перспективы. И у многих из этих личностей – даже у таких в высшей степени благопристойных викторианцев, как Джордж Эллиот и Роберт Броунинг, – мы находили открытые упоминания о герметизме и его сторонниках.