где-то в мире есть тот, кому знакомы мои тяготы, и кто стал бы мне другом и семьёй, тот, кто настолько же уродлив, как и я.

Жизнь играла тенями на земле, дыша каждой частичкой, даже камни, лежавшие на обочине, казалось, пульсировали вместе со всем организмом. Всё это было так не похоже на мёртвую крепость, в которой я родился.

Я был как птица, вольная лететь, куда глядят глаза, и паря над любыми препятствиями, но все же зажатый в тиски своих перьев. Я не мог перестать быть птицей и обрести покой. Вечно блуждающий странник, вглядываюсь в лица людей, рассматривая всё разнообразие плоти.

Мир за пределами моего дома был странным.

Люди сильно отличались от персонажей, о которых я столько читал. Печальные, обречённо блуждающие друг за другом, словно по одной линии. Взгляды, наполненные беспросветной трагедией, давно потеряли всякую надежду. Изредка пара глаз то там, то тут следовали за мной, но большинство не обращали внимания на незнакомца, чьего лица не видели, и я мог пребывать в тени своей маски.

Не знаю, сколько прошло дней, не вёл счёт, растерявшись от впечатлений, но, когда заныл желудок, я понял, что времени осталось мало. Денег у меня не было, ничего, кроме книг и школьных уроков, я не знал, да и руками никогда не работал. От отчаяния мелькнула мысль о воровстве, которую я даже успел обдумать, ссылаясь на крайность ситуации и вопрос жизни и смерти, но, когда дело дошло до решительных действий, я понял, что не гожусь на всё, что требует решимости.

Когда я обессилел настолько, что уже не мог пошевелится, моё тело, избрав какой-то сарай на отшибе, повалилось возле него на земь. Словно птенец, что упал при попытке научится летать, я был разбит от неудач, но будучи влюблённым в мир, судорожно любовался напоследок чистым, как мои мотивы, небом.

Перед глазами резко потемнело, и я решил, что вскоре грянет свет, но тут увидел того, кто нагнулся надо мной и пристально вглядывался.

Его лицо было ужасным, огромный рубец ото лба шёл через всё лицо до самого подбородка, нос скошен вправо и зажил как будто без кончика. Глаза, что осматривали меня, в белках наливались жёлтым с алыми вкраплениями.

Я подумал, он хочет меня обокрасть и не стал мешать, ибо вещи мне уже не нужны, да и красть то особо и нечего. Но пригнав что-то массивное, он начал затаскивать моё дряхлое тело. Тут я благополучно потерял сознание и проснулся уже в мягкой кровати, укутанный в одеяла, с влажной тряпкой на лбу.

Я запаниковал, не обнаружив на себе маски, и заёрзал, теряясь в пространстве. Искажённое лицо мужчины устремилось ко мне.

— Тише — произнёс он, протягивая влажный свёрток. Это была моя маска. — Жена постирала. — ответил он на немой вопрос.

Преодолев за пару дней огромное расстояние, я увидел неисчислимое множество лиц. Я понял, что такое красота и почувствовал её необъяснимый след, понял силу взгляда и почему идеальные черты не запоминаются, в отличии от изъянов. Я был тенью каждого, кого встречал, был скульптором острых штрихов и плавных линий и будто создавал сам целые деревни. Наблюдателю порой не чужда спесь. Но что чувствует Бог, когда встречает подобное? Создал ли он это уродство и, если да, то зачем?

Я неуверенно протянул руку и забрал маску.

Незнакомец накормил меня и дал отдохнуть. Его жена постирала и зашила мою одежду. Они были счастливы в круговороте обычных хозяйственных дел. Но я был поражён совсем не им, а его женой. Она была вполне красива, таких, обычно, называют миловидными, и не была служанкой в доме, а любящей женой, и её любовь выражалась хрупкими руками и нежным взглядом. На секунду мне почудилось, что я один видел уродство её мужа. Могла ли она и впрямь не замечать его лица? Но как ей удалось, разглядеть за отвратительным безобразием любовь и красоту души. И почему этого не могут другие?

Через пару дней, когда я полностью восстановился от истощения, мне стало не по себе. Скольким я был обязан, и как мало мог дать. Отчего стал ворчать, как пожилой старик каждый раз, стоило кому-нибудь потревожить меня. Картина грустна и нелепа, как ни посмотри, потому чувство презрения к самому себе достигло непомерных масштабов. Мой спаситель, видя глупое самобичевание, безмолвно подозвал к себе и, после непродолжительного ворчания с моей стороны, повёл куда-то. Он долго шёл, сохраняя дистанцию, видимо, чтобы я потомился в своём диком смущении. Недалеко от дома простиралось поле, остановившись у инструментов пахаря, мужчина посмотрел на меня и указал пальцем на работу, которую я должен был сделать.

— Вспаши поле — успокоишься. — кротко произнёс он и удалился, оставив меня наедине с вереницей уродливых мыслей.

Его удивительная способность, выражать мысли кратко и без лишних эмоций, не всегда помогала понять, о чём думает неприглядного вида мужчина, осуждает или одобряет. Его лицо не помогало, а ведь это — его прямая функция. Мне лишь пару раз удалось застать его улыбку и мягкий взгляд, и всё он дарил лишь своей жене. Тем не менее, он никогда не был груб, лишь иногда угрюмо вздыхал, провожая взглядом чью-то ошибку.

Я начал пахать, разложив вокруг себя инструменты, назначение которых пришлось постигать по ходу, в итоге, проводив своё упорство, оставил лишь лопату, которой и работал. Я пахал до самой ночи, пока мужчина не вернулся забрать меня. Он принял работу, любезно не подмечая огрехи, похлопав по спине и поблагодарив.

— Как ощущения? — спросил он, забрав лопату и передав мне кусочек хлеба, который я за секунду проглотил, словно голодный шакал.

— Всё это — довольно странно для меня. Всю жизнь меня терзали муки моего уродства. И вот когда я нашёл вас, вся моя жизнь как будто потеряла смысл.

— Пару дней на поле — станет легче. — мой взгляд обвёл вспаханные просторы и в недоумении остановился на лопате в руке мужика. — дело не в том, чтобы вспахать поле, — пояснил он. — а в том, чтобы понять, зачем ты это делаешь.

Все следующие дни я, не дожидаясь пробуждения хозяев, встречал рассветы на поле. Весь в земле, промокший от пота и сходящих с лица эмоций, спина ныла, руки застыли, обхватив ручку лопаты, казалось, я слился с ней и стал частью поля. Кто бы ни проходил мимо, был далеко за пределами моих мыслей. Всё слилось воедино: природа, люди, животные, моё лицо.

Жена моего спасителя приносила еду и следила за тем, чтобы я