взяла за краешек лежащее над лесом одеяло тьмы и потихоньку потащила его в сторону дальних лесов и ущелий.

Тропинка вела меня к Звездному замку, — так мы назвали чудесную поляну неподалеку от нашего писательского дома. По ночам звезды капают в пересекающий поляну ручей, который мы назвали Молочным, потому что вода в нем действительно молочного цвета. Сколько грез, сколько чувств и воспоминаний связано со Звездным замком!.. На поляне растут огромные лопухи величиной с человеческий рост, листья которого мы использовали в детстве вместо панамок, чтобы не получить солнечного удара.

Я подошел к ручью своего детства.

— Здравствуй, ручей, — прошептал я, нагнувшись, чтобы умыться холодной водой.

Ручей узнал меня и зажурчал так, что сердце мое сжалось от тоски по убежавшему детству. Легкий ветерок обдал меня холодком, деревья зашуршали, потянулись ввысь: каждое из них хотело первым увидеть рождение нового дня.

Где-то за холмами горизонт охватило маковым пламенем, и сквозь это пламя, разрывая густую завесу облаков, просочились первые солнечные лучи. На миг все кругом оцепенело, земля и небо обнялись, слились воедино, и из-за горы Техенис выглянуло солнце нового дня.

— Добро пожаловать, ласковое солнышко, — зашелестели деревья и травы, цветы и молодые побеги, ручьи и речки.

Оторвавшийся от солнца озорной лучик спрыгнул прямо в лесную чащу и побежал по темной тропинке, освещая все вокруг.

Я постелил у самого большого лопуха свой пиджак и только собирался развалиться на нем, наслаждаясь лесным покоем, как вдруг кто-то пискнул под самым ухом:

— Осторожнее, растопчешь!

— Кто здесь? — испуганно спросил я, подскочив.

— Под ноги надо смотреть, когда ходишь, — укорял меня голос, эти взрослые топчут все, что им попадается на пути.

— Где же ты? — удивленно спросил я.

— Здесь, наклонись.

Честное слово, подобных вещей не случалось даже со мной. Я опустился на колени и осторожно отвел большой лист лопуха. Вот так чудеса! Под листом стоял и обиженно смотрел на меня маленький, ну совсем крошечный мальчуган. Мне тут же вспомнился Маленький Принц французского писателя Антуана де Сент Экзюпери.

— А-а, — протянул я с улыбкой, — я узнал тебя, ты Маленький Принц, прилетел с другой планеты.

— Какой еще принц? — недовольно пробурчал мой новый знакомый.

— Ну, тот, который сказал летчику на прощанье, что если ночью смотреть на небо, может показаться, что все звезды смеются.

— Я не говорил ничего подобного, и никакой я не принц.

— Значит, ты Дюймовочка.

— Еще чего, — рассердился мой знакомый, — Дюймовочка была девчонкой, а я — мужчина. Отодвинься, пожалуйста, не заслоняй мне солнца. Вечером чья-то коза сжевала крышу моего дома, и роса всю ночь капала на меня. Брр, как зябко.

Я отодвинулся, и мальчуган протянул ладони к солнцу так, как мы обычно протягиваем их к печке холодными зимними вечерами.

— Но из какой же ты сказки?

— И вовсе я не из сказки, — обиделся мальчуган.

— А кто ты?

— Я Мушег Араратян, вот кто.

— Мушег? Араратян? Как это может быть?

— Если не веришь, можешь проверить. Я живу в Ереване, в десятом доме, на улице Весенней.

— А с кем ты живешь?

— С родителями, как все нормальные люди. Папа у меня математик, к нему вся улица прибегает решать задачки по математике, а мама — учительница. А еще у меня есть сестра, она однажды даже выступала по телевидению, может, ты смотрел эту передачу. Только и делает, что пиликает на своем пианино или смотрит в окно напротив. Она влюбилась в артиста Саака Берберина, который там живет, ну, в того, кто в передаче «Вечерняя сказка» говорит за Поросенка. Сестру я люблю больше всех на свете, хотя она все время воспитывает меня: не делай этого, не делай того. Интересно, что она делает сейчас? — вздохнул мальчуган и умолк.

— Погоди, погоди, — недоуменно спросил я, — ты что, родился таким?

— Нет, просто уменьшился.

— Уменьшился? Как это? Отчего?

— От «чи карели».[1]

— Отчего, отчего?

— От слова «чи карели». Все хотят, чтобы я стал примерным мальчиком, делал все, как велят, и вечно теребят меня: «Чи карели, чи карели», а я терпеть не могу примерных. Почему-то Шеко все можно, а мне нет.

— Кто такой Шеко?

— Мой лучший друг. Знаешь, Шеко разбирается в любой технике. Он запросто может разобрать любые часы, стиральную машину, холодильник, пылесос, — словом, все, что попадется под руку, и соорудить летательный аппарат. Правда, ему еще ни разу не удавалось взлететь, но зато он уже пять раз подворачивал ногу и раз десять разбивал себе нос. Уж кто-кто, а я точно знаю, что он однажды обязательно полетит в космос на своем шекоплане. Ему все можно, а меня почему-то решили воспитывать и перевоспитывать, искоренять какие-то «дурные» привычки. Ходят за мной по пятам и твердят одно и то же: «Чи карели, чи карели!» А это «чи карели» обладает магическим свойством: чем больше мне говорили «чи карели», тем сильнее мне хотелось делать то, чего нельзя. Не знаю, что будет дальше, — вздохнул мальчуган, глядя на меня печальными глазами.

— Не волнуйся, все уладится, — решил обнадежить его я, не совсем еще понимая, что же произошло с ним.

— Ты думаешь, я о себе забочусь? Если наши узнают, что я стал таким, у папы точно будет инфаркт, а мама умрет с горя.

— Неужели они не знают?

— Нет, что ты. Родители думают, что я у деда на пасеке. А дедушка думает, что я в деревне у бабушки. Если я до воскресенья не стану прежним… В воскресенье родители приедут за мной. Пожалуйста, помоги мне.

— Честно говоря, я даже не знаю, как поступают в таких случаях. Может, нужно обратиться к врачу?

— Почем я знаю? — он махнул рукой и уселся на листок колокольчика. — Вымок до ниточки. Придется сооружать новое жилище, а то если опять явится коза… — Он вскарабкался на лепесток, протянул руки к небу и сказал: — Скоро я полечу на Техенис.

— Ты умеешь летать? — изумился я.

— Я летаю на бабочках, они сажают меня на свои спинки и уносят, куда я попрошу. А ты никогда не летал? — поинтересовался он, перепрыгнув ко мне на плечо.

— Летал, правда, давно. Когда я был маленьким, по ночам ко мне приходил веселый гном с длиннющей бородой. Он брал меня за руку и мы летали по звездному небу.

— А теперь не летаешь?

— Знаешь, гном почему-то перестал приходить. Я жду его уже много лет, а его нет и нет. Ума не приложу, куда он мог исчезнуть, что с ним случилось, — вздохнул я в свою очередь и