мы находились в мусульманской стране, и пусть на территории отеля особые правила, но… всё перевешивало простодушное желание продемонстрировать недавно обретённые формы.

От избытка хорошего настроения и жизненных сил, вспомнив занятия гимнастикой, я как-то присоединилась к небольшой группе перед бассейном и с энтузиазмом позанималась танцевальной аэробикой. Тут же получила липкое приглашение прокатиться на яхте от увешанного золотом араба. На территории отеля всё прилично и безопасно, но всё-таки лучше с Милой. Тем более, она во многих отношениях оказалась вполне компанейской. Охотно откликалась на все наши предложения и таскала за собой Олега, который (дополнительный бонус) прилично знал английский. Это помогало в общении с местным населением, помнящим времена, когда Египет был английской колонией.

Выбранные экскурсии прошли напряжённо и интересно. Почему интересно, – понятно, а напряжённо, – потому что физически было тяжко. В Каир нас загрузили в три часа ночи, потом час собирались в колонну, наконец выехали, и весь автобус тут же заснул, а я, так как никогда не умела спать сидя, сидела у окна и смотрела сначала в предрассветных сумерках на возглавляющие и замыкающие нашу колонну из шести автобусов БТРы. Когда стало светать, на изгибах дороги стало хорошо видно стволы пушек. Стало ещё светлее и обнаружилось, что мы едем вблизи моря. С одной стороны – песчаные барханы, с другой – плоский и бесконечный жёлто-песчаный берег Красного моря. Наша колонна, как нелепая гусеница проползала по краю времени. А потом пришёл восход солнца – обыденный и свирепо волшебный и такой.., что, кажется, умирать буду, а перед глазами будет стоять огромный слепящий диск выплывающего из воды солнца, меняющий цвет моря и неба, только-что блёкло серых на победительно синий. Я смотрела во все глаза: море, солнце, песок – и так многие тысячелетия и доменя и после – и чувствовала себя меньше песчинки этого прекрасного и грозного мира. Думала: как это предсказуемо – молиться солнцу.

Весь автобус увлечённо спал.

Просыпаться стали уже к восьми утра, когда подъезжали к Каиру. Дальше всё было по программе, но вернулись мы опять ночью и весь следующий день приходили в себя. Луксор был к нам ближе, поэтому обошлось всё без ночных побудок, но опять с БТРами.

Всё проходит, прошёл и наш отпуск. Мы с Галкой заскучали и засобирались домой. Пришло время купить своим домашним какие-то подарки, и мы вчетвером собрались и поехали в ближайший городок. Покупать особо ничего не получалось – ничего не нравилось. Ходили мы, предводительствуемые Олегом, смеялись, что он ходит, как мусульманин с гаремом. Хотя наш расчёт оказался верен, торговцы говорили с ним, нам только показывали, за руки не хватали, каждый к своему прилавку не тащил. Лениво шли по пустынным рядам: продавцы, продавцы и редкие туристы. Неожиданно моё внимание привлёк большой и нарядный для того местечка магазин, в котором продавались очевидно недешёвые инкрустированные шкатулки. Мы зашли и я поняла, что это именно то, что я хочу увезти из Египта. Пусть это будет мне подарок ко дню рождения. Шкатулки были разные: большие, как ларцы, и маленькие – с ладошку. Просматривалась закономерность: чем больше размер, тем тоньше работа. Рисунки были самые разные: от абстрактных и орнаментальных до сюжетных. Последние были самыми интересными. Выбрать было непросто – глаза разбегались. Олег, которого я призвала на помощь, сказал мне, чтобы я выбрала и показала ему, а уже торговаться будет он сам, и чтобы я стояла и не вмешивалась. Продавец, пожилой мужчина, даже старик, с покрытой годовой в какой-то бесформленной хламиде, суетясь, стал показывать мне товар, что–то рассказывал и поглаживал тёплое нагретое дерево, коричневыми, как и шкатулки, руками. Доставал новые, демонстрировал бархатную внутренность, наличие отделений. Ему помогал хорошенький мальчик лет восьми – я подумала, что это его внук. Наконец, я выбрала большой ларец, весь в картинах египетского эпоса: на крышке – бог в колеснице, по бокам – крестьяне занимаются земледелием и ремёслами. Инкрустации выполнены из кости, камней и металла. Шкатулка явно была дорогая, внутри бордово-бархатная, двухуровневая. Не говоря про материалы, работа там была не маленькая, и старик нарисовал мне на бумаге двести долларов, зачеркнул и снизу написал сто пятьдесят. Олег отодвинул меня, указал мне на дверь, и я присоединилась к Галке и Миле.

Началась торговля. Милка заверила меня, что Олег сейчас покажет класс. Я прикидывала, что семидесяти пяти долларов мне за такую память о боге солнца не жалко, – ведь торговцы, как мы поняли, всегда завышают цену вдвое. Покупателей–туристов совсем не было, и привлечённые шумной торговлей к дверям магазинчика подошли соседние продавцы. Я прислушалась, даже моего скудного английского хватило, чтобы понять, что Олег предлагает только двадцать пять долларов. Старик пытался бороться, он нервничал, щёлкал пальцами и уже спустился до пятидесяти. Я попыталась Олегу сказать, что достаточно, цена хорошая, но он, пахнув перегаром, в азарте отмахнулся от меня. Торг выглядел, как неравный бой: старик со своим не дешевым товаром, который обходили экономные русские туристы, жаждал продать. Он то показывал внуку в рот, то начинал тыкать заскорузлым пергаментным пальцем в тонкие инкрустации, и против него похохатывающий, красный от солнца, мордатый и русый Олег, который небрежно достал из бумажника двадцать пять долларов и положил их на шкатулку. Старик, стараясь не глядеть на деньги, сказал тридцать. Олег протянул руку к зелёным бумажкам, и старик со страдальческим лицом не выдержал, взял деньги. Олег небрежно взял мою шкатулку под мышку и прихватил ещё маленькую шкатулочку со словами «презент, презент» двинулся к выходу. Египтянин кинулся к нему, пытаясь отнять маленькую коробочку, но Олег тогда положил обе шкатулки на прилавок и протянул руку, требуя деньги обратно.

Он вышел победителем со словами: «это я заработал!», отдал маленькую шкатулку Миле и повёл нас домой. Я оглянулась, старик стоял на пороге своего ярко освещённого магазина и, жестикулируя, гневно кричал, что–то яростное нам вслед. Мальчик выглядывал из-под его руки – за всё время он не проронил ни слова. Соседи-торговцы тенями стояли по бокам и молча смотрели на нас.

Шкатулку я оставила. Она стоит мне на недобрую память, необычно красивая и злая – в ней я храню всё потребное для шитья: паутины ниток, острые иголки и лупастые пуговицы, и каждый раз, как я беру её, а беру я её часто – я помню что должна…