Саша встал из-за стола, виновато сполоснул свою тарелку в раковине и, будто боясь лишних расспросов, торопливо вышел в прихожую, стал наскоро и неловко завязывать длинные шнурки начищенных Таней ботинок.

–Ну всё, до скорого…

Наспех чмокнув Танину щёку, он вырвался на площадку, не задумываясь о том, что она, в сущности, не сказала ему ни слова на прощанье.

Он врал про Михалыча, ему должна была позвонить девчонка. Именно девчонка, который было-то лет двадцать пять. Пару месяцев назад её угораздило ловить машину именно в такую погоду, в которую и собаку не выпустят. Александр Иванович возвращался с работы, мечущиеся дворники его лобового стекла не справлялись с метелью, снег валил, будто из какой-то безотказно работающей машины. На улице – темно, метель и собачий холод. У него в машине – сухо и тепло, да ещё и кем-то подаренные мелодии восьмидесятых бубнят что-то о мельницах и утерянных чувствах. Ленка стояла на краю дороги в короткой курточке и узких джинсах, модно начинающихся не от пояса, а где-то гораздо ниже талии. И когда она, голосуя, поднимала руку, резинка куртки задиралась ещё выше, нещадно оголяя полоску живота.

Он не искал приключений, остановился из жалости, Ленка плюхнулась на сиденье, вытащила ноги из ботинок и, растирая замёзшие пальцы, залилась благодарной трелью. В этот вечер ей нужно было срочно заехать "к сволочи Серёге" и раз и навсегда забрать свои вещи. Ну не ходить же ей в том, что на ней в такую погоду? После этого отвезти всё своё барахло к Светке. Ну не оставит же он её с вещами, на дороге? Саша всего лишь не хотел отказывать, остаться равнодушным к чужим переломам в судьбе, бросать девчoнку со всем багажом прямо на снегу, другими словами, оказаться сволочью, видимо, не лучше того Серёги.

Александр Иванович едва успел открыть дверцу своей машины, когда ожидаемый звонок заставил его кинуться на поиски телефона.

–Санёк, ты готов? Заезжай, я у Светки! – скомандовала Ленка.

–Скоро буду, – послушался Александр Иванович.

Она звала его "Санёк". И ему это нравилось. Когда он был с Таней, он не был Александром Ивановичем, а был Сашей, ему не было сорока шести, а было всего-то тридцать пять. Рядом с Ленкой он был даже не Сашей, a Саньком, и ему не было ещё тридцати. Ленка закружила его в вихре своей молодости, компанейскости и безалаберности. Близость случилась как-то сама собой, видимо, для Ленки это было естественным продолжением знакомства. После каждой встречи Александру Ивановичу казалось, будто он нaпился чистой, ледяной воды у какого-то живительного горного источника. Ему вновь хотелось переворачивать горы или, как когда-то, выстроить что-нибудь громадное из стекла, не умещающееся ни в какие рамки, ломающее все стерeотипы, как их странная пара: он и Ленка.

Ленка подпрыгивала у края дороги, делая вид, что голосует, Александр Иванович резко затормозил, чуть не заехав на бордюр тротуара.

–Привет, Санёк! Ты езжай щас за нами, в кино едем. Я со Светкой и Диманом в машине поеду, он дороги не знает. Только не отставай, Саня! – распорядилась Ленка.

–Здор´ово, – нехотя поздоровалась из-за Лениного плеча Света.

Сзади кто-то нетерпeливо засигналил. "Вот он, гад!" – обрадовалась Ленка и побежала к свету чужих фар.

Александр Иванович послушно последовал за машиной, рискуя либо за бесконечные нарушения вызвать за собой погоню гаишников, либо вляпаться в аварию. Потому что Диман то гнал, что было мочи, то, когда этого от него совсем не ждали, с визгом притормаживал у киосков в поисках его любимой марки сигарет.

Когда трое хохочущих молодых людей в одинаково рваных джинсах ввалились в вестибюль кинотеатра, со стороны могло показаться, что строго одетый мужчина, следующий за компанией, если не папа, то наверняка дядя, совершенно случайно оказавшийся в неподходящем ему обществе приятелей племянника или племянницы.

–В животе бурлит. В Мак Дональдс идём! – объявила Ленка.

Александр Иванович предположил, что дамы сядут, сделав мужчинам заказ, но Диман в обществе Александра Ивановича, почему-то тоже чувствовал себя дамой и тоже сделал заказ.

Александру Ивановичу справедливо казалось, что его здесь не любят, и он безотказно встал в очередь у кассы с робкой надеждой парой чизбургеров и колой подкупить симпатию влияющей на Ленку компании. Чисбургер был резиновый и так и жевался – как резина. Ему вдруг совершенно не вовремя вспомнился Танин борщ, но звонок, оповещающий начало сеанса, заставил всю жующую клиентуру Мак Дональдса соскочить и ринуться в зал. Толпа понесла Александра Ивановича с собой, не давая возможности отвлечься на неподходящие ко времeни и месту раздумья.

Фильм был даже не дурацким, а просто идиотским, Александру Ивановичу было не смешно, а даже отчего-то грустно. Он чувствовал себя не в том месте, не с теми людьми, а главное, не в том времени. Не в своём времени. Ленка хохотала, рассыпая попкорн, над не веселящими его, кажущимися полудетскими шутками. Ему стало скучно смотреть на экран, и он решил наблюдать за её лицом, оно освещалось то рябью, то полоской, то чужой тенью. В этот момент ему казалось – ей никогда не исполнится сорок шесть, она всегда останется двадцатипятилетней. Ему больше всего на свете захотелось повернуть время вспять, начать новую жизнь с этой бесшабашной Ленкой, нaпиться энергии её юности. И, если никогда не постaреет она, то и ты останешься с ней таким же молодым, заморозишься во времени. Он не любил попкорн, но, набрав полную горсть из Ленкиного бумажного пакета, стал ссыпать его себе в рот, будто это было чудодейственное средство, возвращающее молодость и беззаботность.

-Санёк, меня Светка с Диманом подбросят, ладно? – спросила Ленка у машины, хотя его ответ её абсолютно не интересовал. -Я тебе на неделе звякну, – пообещала она и скользнула по его щеке поцелуем.

Александр Иванович остался стоять один возле машины и удивился, обнаружив в своей руке бумажный пaкет с недоеденным Ленкой попкорном. Он вдруг вспомнил, что так же, вскользь, он сегодня попрощался с Таней, потому что торопился к Ленке.

А может, и Ленка торопится? Может, Серёга, хоть и сволочь, но всё равно свой?..

Городские улицы опустели, как зал кинотеатра после сеанса, снег, будто в ярости, рвался в машину, но разбивался о неприступное лобовое стекло. Александр Иванович ехал по вечернему городу, чувствуя себя заблудшим путником, невидящим правильнoй дороги. Он был уверен в одном: он хочет изменить свою жизнь, начать всё заново, вернуться к развилке. Он не знал лишь, с какой точки отсчёта ему милее начать?.. Если он начнёт новую жизнь с Таней – ему опять тридцать пять. Впереди карьера, ребёнок, перспективы, приправленные изрядной порцией оптимизма. Если он стaртует в небытиё с Ленкой, то ему снова нет и тридцати. Господи, сколько же всего он ждал от жизни, когда ему не было ещё и тридцати!

Он поднимался вверх по ступеням в подъезде и с каждой ступенью понимал всё чётче, что ему всё страшно надоело и он ненавидит всё вокруг. Его жизнь представилась ему даже не прочитанной книгой, а давно замусоленной брошюркой, зазубренной вдоль и поперёк, тысячу раз разгаданным кроссвордом, в который не впишешь ничего нового, все ответы уже известны, все клеточки заняты. Мысль о том, что ничего неожиданного его уже не ждёт, будто вырвалась из подсознания и приняла образ хохочущей, юродивой старухи, пристроившейся на перилах.