моих друзей и других жителей деревни, я не обращал на них внимания. В голове крутилась одна единственная мысль: «Светка! Где Светка? Может уже спасли? А я, как дурак, полез…» Но сердцем чувствовал – Светка здесь. Почему молчит, почему не бьется в окна?… Додумывать эту мысль я боялся.

Дым был едкий, я начал задыхаться. Благо, купался в футболке, она была ещё мокрой, дышать через неё было легче. Я торопился, как мог. На первом этаже сестры не оказалось. Я начал торопливо подниматься на чердак, попутно звал Светку и прислушивался.

Огонь еще не дошёл до чердака, зато дыма здесь было куда больше, я закашлялся и тут… услышал плач из каморки, оборудованной родителями в игровую. Когда я был маленьким,

любил здесь возиться с игрушечными паровозиками, машинками, мастерить из конструктора, теперь это была Светкина комнатка. Сломя голову я бросился к двери, распахнул её и увидел Светку, растрепанную, чумазую, испуганную. Поджав колени, она сидела на коврике в обнимку с любимой куклой, дрожала всем телом и в этот момент больше всего походила на беззащитного цыпленка. Она подняла голову на звук открывшейся двери и, увидев меня, протянула слабые руки. Я чуть не разревелся, честное слово. За спиной раздался грохот, я схватил сестру в охапку, бросился к лестнице и похолодел: лестницы не было.

Я прижал голову сестры к моей ещё мокрой футболке, быстро оценил обстановку. На чердаке только одно окно. От него к крыше сарая протянута широкая крепкая доска, которую мы с друзьями использовали, когда были помладше, для игры в шпионов. Сам я по доске научился бегать как акробат. Правда сейчас мне придется балансировать с грузом на руках… Об этом я старался не думать. Все равно другого выхода не было.

Итак, я посадил Светку на плечи, она выпустила куклу из рук и доверчиво обняла меня за шею. От прикосновения этих маленьких ладошек я вновь почувствовал прилив небывалой нежности и одновременно ответственности, у меня словно прибавилось сил. Я шагнул на доску. Осторожно ступая, шел, вытянув левую руку в сторону, правой крепко держал сомкнутые у меня под подбородком Светкины ручки. Шаг, еще шаг, еще… Вот мы уже на середине пути. Сзади что-то трещало, крошилось, падало. Я не оборачивался, моё внимание было приковано к противоположному концу доски. Светка, которая в отличие от меня имела возможность безнаказанно вертеть головой, заревела, я понял, что наши дела совсем плохи и стал делать шаг шире, как мог.

Вот и конец доски. Как только я шагнул на крышу сарая, доска треснула и рухнула вниз. Сарай пока не горел, но я не обольщался – ветер мог донести пламя и до него. Теперь надо было как-то спуститься с крыши. Привычным для себя способом – спрыгнуть – со Светкой на руках я не мог. И стал искать другой путь, менее рискованный. Я вспомнил, что у стены сарая до самой крыши

сложена поленница и стал осторожно спускаться.

Вот мы за воротами. Нас окружили люди. Они что-то говорили нам, я ничего не понимал. После едкого дыма свежий вечерний воздух показался мне лучше всего на свете. Я жадно глотал его, пьянел от него и, в конце концов, это было единственный раз в моей жизни, потерял сознание.

***

Очнулся я в больнице. Оказалось, что у меня ожоги разной степени тяжести, а я, когда выносил сестру из огня, даже не чувствовал боли. Позже ко мне пришёл врач, осмотрел, что-то записал в свой блокнот. Я спросил у него, где Светка. Он ответил, что в отличие от меня девочка при пожаре не пострадала и что скоро я её увижу.

Первой в палату ворвалась мама, разрыдалась, кинулась обнимать и целовать меня, правда, с объятьями не очень-то получилось: я был весь в бинтах, и мама боялась причинить мне боль. Потом вошли папа со Светкой на руках и бабушка, которая держалась за сердце и почти висела на папе. Светка обнимала папину шею и радостно улыбалась мне.

Когда я её увидел, вдруг не выдержал и заплакал. Только сейчас я осознал, как люблю эту мелкую, капризную, вредную девчонку. И ещё я понял, что останься я тогда на улице вместе с другими жителями деревни, наблюдавшими за пламенем, то сейчас не видел бы этого милого личика, веселого с хитринкой взгляда. Именно тогда я и понял, что проводником поездов я точно не стану…

***

С тех пор прошло много лет. Я живу всё в той же деревне, езжу каждый день на работу, которую очень люблю. Я спасаю жизни людей. Вытаскиваю из воды утопающих, выношу пострадавших из пламени. Много раз мне приходилось снимать с деревьев и возвращать хозяевам кошек, которые в порыве храбрости или испуга взбирались на тонкие верхние ветки, а слезть не могли. Как-то спас от верной гибели оленя, сбежавшего из заповедника и непонятно как запутавшегося рогами в ветвях садовых деревьев. Его тогда чуть не разорвали собаки. Бедолага сопротивлялся изо всех сил: лягался копытами, устрашая своих врагов, а заодно и не подпуская людей. В другой раз пришлось вытаскивать из глубокой выгребной ямы свинью.

А однажды я вытащил провалившуюся под лёд собаку, принёс её отогреть домой. Беспородный Тимка, оказавшийся очень ласковым и благодарным, остался у нас жить на радость моим детям и племянникам, которые время от времени захаживают к нам в гости вместе со своей мамой – той самой Светкой, уже совсем не вредной и не капризной, а очень даже веселой и доброй.

– Конец -