Я достаточно хорошо знала капитана управления полиции Ричмонда, чтобы понять: ничего хорошего этот звонок мне не сулит.

— Что случилось?

— Прошлой ночью в Уоррентоне сгорела коневодческая ферма. Может быть, слышала, об этом говорили в новостях. Конюшня, около двадцати дорогих лошадей и дом. Ничего не осталось. Все сгорело дотла.

Но она-то здесь при чем? Непонятно.

— Марино, почему ты звонишь мне из-за какого-то пожара? Во-первых, Северная Виргиния не твоя территория, а...

— Уже моя.

Кухня вдруг странным образом съежилась. Дышать стало трудно.

— Что-то еще?

— Да. АТО только что вызвало ГОР.

— То есть нас.

— Точно. Тебя и меня. Быть готовыми к утру.

ГОР, или Группа оперативного реагирования, как одно из подразделений Бюро по контролю за алкоголем, табаком и огнестрельным оружием, или сокращенно АТО, привлекалась к работе, когда горели церкви или предприятия, когда речь шла о намеренном подрыве, а также в других случаях, подпадающих под юрисдикцию АТО. Мы с Марино не имели к АТО прямого отношения, однако Бюро, как, впрочем, и другие правоохранительные органы, нередко привлекало нас к расследованию, когда в этом возникала необходимость. В последние годы мне приходилось работать после взрывов во Всемирном Торговом центре[2]и в Оклахоме[3], на месте падения «Рейса 800»[4]. Я помогала проводить идентификацию в Вако[5]и изучала последствия взрывов, устроенных Унабомбером[6]. АТО включило меня в список специалистов, подлежащих вызову только в крайних случаях, когда речь идет о гибели людей, а если они задействовали еще и Марино, то это означало только одно: есть подозрение на убийство.

— Сколько?

Я потянулась к блокноту.

— Дело не в том, сколько, док, а в том, кто. Владелец фермы — крупный медийный магнат Кеннет Спаркс. Тот самый, один-единственный. И в данный момент все выглядит так, что он ни при чем.

— О Господи! — пробормотала я. В глазах вдруг потемнело, словно мой мир погрузился в ночь. — Ты уверен?

— Ну, по крайней мере его там не было.

— А не хочешь объяснить, почему мне сообщают об этом только сейчас?

При всем том, что меня переполняла злость, никаких других претензий я предъявить не могла, поскольку все случаи насильственной смерти в штате Виргиния входили в сферу моей компетенции. Марино вовсе не был обязан информировать меня о случившемся, и адресовать недовольство и раздражение следовало не ему, а моим коллегам в Северной Виргинии, не удосужившимся поставить меня в известность.

— Только не спускай собак на своих ребят в Фэрфаксе, — будто прочитав мои мысли, сказал Марино. — В АТО обратились власти округа Фокер, так что...

Мое настроение вовсе не улучшилось, но что толку злиться? Дело есть дело.

— Полагаю, тел пока не обнаружено, — сказала я, беря ручку и записывая.

— Точно. Тебя ждет веселенькая работа.

Ручка повисла в воздухе над блокнотом.

— Послушай, Марино, сгорела всего лишь ферма. Даже если подозревается поджог, даже если в деле замешан такой человек, как Кеннет Спаркс, я все же не понимаю, какое отношение ко всему этому имеет АТО?

— Виски, автоматическое оружие, торговля дорогими лошадками — это все квалифицируется как бизнес, — ответил капитан.

— Отлично, — пробормотала я.

— Ты права. Настоящий кошмар. Начальник пожарной команды собирался позвонить тебе еще до вечера. Советую сложить вещи, потому что птичка прилетит за нами до рассвета. Время, конечно, не самое лучшее, но у нас по-другому и не бывает. Думаю, на отпуск тебе не стоит и рассчитывать.

Мы с Бентоном как раз собрались отправиться в Хилтон-Хед, провести недельку на берегу океана. Год выдался трудным для обоих, мы оба устали и едва таскали ноги. Повесив трубку, я не сразу решилась посмотреть ему в глаза.

— Извини, мне очень жаль. Ты уже понял, что у нас очередное несчастье.

Как будто и не слыша, что я сказала, Бентон продолжал смотреть на письмо Кэрри.

— Мне придется поехать. Вертолет заберет нас рано утром. Может быть, я еще успею присоединиться к тебе в середине недели.

Он не слушал меня, потому что не хотел ничего этого слышать.

— Пожалуйста, пойми.

Бентон по-прежнему не реагировал, и я видела, что он ужасно огорчен.

— Пила и кости. У тебя были дела с расчлененными телами. В Ирландии и здесь. Она думает о Люси, фантазирует и мастурбирует. Интересно, сколько раз за ночь можно достичь оргазма под одеялом. Если только у нее что-то получается.

Говоря это, он продолжал смотреть на лист, как будто говорил сам с собой.

— Она пытается сказать, что между ними до сих пор что-то есть, между ней и Люси. Использование местоимения «мы» — это ее попытка представить себя жертвой расщепления личности. Ее не было там, на месте всех этих преступлений. Их совершил кто-то другой. Другие. Довольно предсказуемый и не очень интересный ход. Расчет на то, что ее признают невменяемой. Честно говоря, я ожидал от нее большей оригинальности.

— Она вполне дееспособна, чтобы предстать перед судом.

Во мне всколыхнулась новая волна гнева.

— Это знаем мы с тобой. — Бентон поднес к губам бутылку «Эвиана». — Откуда эта Люси-Бу?

Капля воды скатилась с губы на подбородок, и он вытер ее тыльной стороной ладони.

— Это я так ее называла, когда она ходила в детский сад. Люси кличка не очень нравилась, и потом я от нее отказалась, но иногда проскакивало. — Перед глазами встала та Люси. — Наверное, она рассказала об этом Кэрри.