Девочка, не обратив внимания на их недоумение, повела мужчин к протекавшему через двор небольшому ручейку. Оставив незнакомцев отдыхать, она скрылась в доме, а через мгновение вновь показалась на пороге, неся в руках поднос с кувшином сидра и двумя старенькими кружками. Девчушка держалась с таким достоинством, как будто и впрямь была принцессой и несла угощение приехавшим навестить ее королевским особам.

– Эй, тупая девчонка! Куда это ты потащила мой кувшин? А ну вернись, упрямица! – раздался вдруг чей-то грубый голос, а через мгновение из темноты вывалился грязный, небритый мужчина, всем своим видом напоминавший огородное чучело.

Увидев двух незнакомцев, он остановился в недоумении.

Девочка налила крепкий напиток в кружки и предложила гостям. Юноша взял протянутую ему кружку и сделал несколько больших глотков. Мужчина постарше неодобрительно посмотрел на него, но, поразмыслив мгновение, тоже взял предложенную кружку и добавил:

– Не нужно ругать ребенка, она всего-навсего выполняет наше распоряжение. Я заплачу за сидр. Мы в пути довольно давно, а до следующего постоялого двора путь неблизкий. Вам жалко дать напиться двум усталым путникам?

– Пейте, но больше вам здесь ничего не светит. Я не собираюсь устраивать у себя пивнушку, – грубо отрезал оборванец, скрестив на груди руки и спрятав грязные ладони под мышками.

Пока мужчины с недовольным видом общались между собой, девочка жестом показала юноше, чтобы он следовал за ней. Вскоре девчушка вновь появилась на пороге, на этот раз держа в руках небольшой мешочек из мягкой кожи, который, судя по всему, был довольно тяжелым. Прикрывая ценную ношу складками юбки, она осторожно протянула мешочек юноше.

Тот сразу понял, что находится в этом мешочке, и, усмехнувшись, принял подарок. Затем подвел девочку к своей лошади и, порывшись в карманах сложенного в седельную сумку камзола, извлек на свет пачку красивых атласных лент.

– Я думаю, что моей сестре вовсе не нужно столько ленточек. Может быть, волшебная принцесса сможет найти им применение? Мне больше всего нравятся желтые.

Подарок оказался столь щедрым и неожиданным, что девочка невольно заулыбалась, но, видимо, вспомнив о хороших манерах, согнала с лица улыбку и присела в неуклюжем реверансе. Правда, уже через мгновение, выхватив из рук юноши драгоценный сверток, она, задрав юбку, быстро спрятала его в подвязку. Юноша отметил про себя детское остроумие и изобретательность.

Заметив приближавшегося мужчину постарше, который был, вероятно, отцом юноши, девчушка жестом велела юноше садиться на лошадь. Юноша вскочил в седло и, помахав на прощание, поспешил за своим разъяренным родителем.

Они уже отъехали от домика, когда отец вдруг услышал какие-то звуки и, обернувшись на сына, увидел, что тот с аппетитом жует яблоко.

– Какого черта? Где ты стащил это?

– Мне дала его Принцесса Яблок. Хочешь тоже? – Порывшись в мешочке, юноша извлек на свет еще одно яблоко.

Отец взял яблоко и с жадностью вонзил зубы в сочную мякоть.

– Тренируйся в остроумии на своей сестре, если тебе так уж хочется. А таких девчонок, как эта, оставь в покое. Не думаю, что леди Памела обрадуется, если ты еще до свадьбы обзаведешься кучей ублюдков.

Юноша усмехнулся и, мысленно представив себе девочку с серебристыми глазами и медного цвета волосами, произнес:

– Вряд ли возможно уложить в постель сказочную принцессу, отец. Надеюсь, леди Памела не сказочная принцесса.

Вспомнив надменную, горделивую юную леди Памелу, отец не смог удержаться от смеха:

– Со временем это пройдет, сын. Вы оба еще слишком молоды. Когда Памела войдет в пору зрелости, у вас обоих будет достаточно времени, чтобы доставить друг другу удовольствие.

Юноша с сомнением покачал головой и промолчал.

Англия

Сентябрь 1740 года

Элли внесла в дом большую охапку хвороста и аккуратно сложила ее у очага. Побросав маленькие веточки в почти потухший огонь, она стала наблюдать, как пламя постепенно начало разгораться. Вскоре вся кухня наполнилась приятным теплом.

Элли всегда нравилась уютная кухня Дульсии, и она охотно работала, изо всех сил стараясь поддерживать здесь приятную атмосферу. Огонь разгорался все сильнее, заставляя чайник петь свою веселую песенку. Элли подошла к стене, чтобы сиять висящие на крюке оловянные кружки. Затем она взяла почерневшую от копоти сковороду и положила в нее несколько тонких ломтиков ветчины. Дульсия любила просыпаться от запаха готовящегося завтрака и кофе. Это была одна из причин, по которым она разрешила Элли жить у себя.

Поджаривая на огне тонкие куски хлеба, мыслями девушка была далеко от своего невеселого прошлого. С утра морозило, но день обещал быть не очень хорошим, и Элли не хотелось думать ни о прошлом, ни о будущем – она жила только настоящим.

Дульсия с трудом приковыляла в маленькую кухню, расположенную позади ее лавки, и устало потерла ноющее бедро. Подагра не давала ей спать почти всю ночь.

Лицо пожилой женщины просветлело при виде хлопочущей у очага Элли. Дульсия и понятия не имела о том, где эта юная бездельница пропадает весь остаток дня, но ей было достаточно того, что девушка помогала по утрам.

– Какая же ты милая, девочка моя! Ну что бы я без тебя делала?

Дульсия уселась за большой деревянный стол, с удовольствием вдыхая аромат свежего сидра, который Элли налила в кружку и поставила перед ней. При этом она не проронила в ответ ни слова, а деловито принялась раскладывать бекон и поджаренный хлеб на две тарелки. Увлеченная работой, она мурлыкала себе под нос какую-то песенку.

Дульсия вздохнула и покачала головой. Она готова была отдать многое, лишь бы услышать хоть слово от этой молчуньи. Старуха почти ничего не знала о девушке. Впервые Элли появилась в их деревне еще ребенком. Она всегда приходила вместе с одной женщиной, Нэн, и ее ребятишками. Сама Нэн всегда хотела родить девочку, но Господь наградил ее лишь галдящей оравой мальчишек-разбойников. По ее слонам, Элли была дочерью ее сестры, но так ли это было на самом деле, не знал никто.

Постепенно девочка стала все чаще появляться в деревне одна. Поначалу за ней приходил то один, то другой сын Нэн, уводя непослушную девчонку назад, но прошло немного времени, и Элли уже самостоятельно ходила в деревню, а затем возвращалась домой. Никто не задавал ей вопросов, но появлявшиеся порой синяки на ее нежных запястьях или бледном личике говорили сами за себя. Она бралась за любую работу с такой охотой, что люди начинали невольно симпатизировать этой маленькой худенькой девчушке.

Вскоре Элли перестала уходить из деревни на ночь. Она спала там, где имелась пустая кровать, ела там, где была лишняя тарелка супа. Один из жителей деревни решил разыскать семью девочки, но нашел хижину, в которой прежде обитала Нэн и ее орава детишек, пустой. Отдавать ребенка в приют было жалко, и Элли так и осталась жить в деревне, переходя из одного дома в другой.