водами иных рек, которые сольются в один великий поток, и он пройдет через озера и болота, прокатится через водопады, победит пески пустынь, напоит кельи древних монахов, достигнет подножия удивленного сфинкса, и таким образом эти освященные капли, милостью Богоматери Нильской, дадут Святое Крещение всей Африке, а та, став христианской, спасет этот гибнущий мир. И я вижу, да, вижу толпы паломников всех национальностей, которые потянутся к нам в горы, чтобы возблагодарить Богоматерь Нильскую».

Вождь Кайитаре тоже вышел к помосту, подозвал свою корову Рутаму, которую собирался преподнести в дар новой королеве Руанды, и принялся расточать похвалы обеим, говоря, что благодаря им молоко и мед будут всегда в изобилии. И снова в знак одобрения раздались радостные возгласы женщин и звон бубенцов.

Через несколько дней пришли рабочие и оборудовали между двумя большими камнями над источником площадку, на нее поставили статую и соорудили над ней навес из железных листов. И только потом в двух километрах от этого места был построен лицей. Как раз после обретения независимости.

Возможно, монсеньор надеялся, что освященная вода источника станет чудотворной, как в Лурде. Но ничего такого не случилось. Только Кагабо, целитель или отравитель, это как кому нравится, набирает ее в черные кувшинчики в форме бутылочной тыквы. Он замачивает в них коренья подозрительной формы, истолченную в порошок змеиную кожу, пучки волос мертворожденных младенцев, высушенную кровь первых девичьих месячных. Всем этим можно вылечить, а можно и убить. Смотря по обстоятельствам.

В течение долгого времени фотографии церемонии открытия статуи Богоматери Нильской украшали длинный коридор, служивший приемной для посетителей и родителей учащихся, пришедших на прием к матери-настоятельнице. Сейчас остался лишь один снимок, на котором монсеньор апостольский викарий освящает статую. От остальных на стене за жестким деревянным диваном без подушек, на который несчастные ученицы, вызванные для разговора ужасной матерью-настоятельницей, не осмеливались даже присесть, остались едва заметные бледные прямоугольные следы. Однако фотографии сохранились. Их обнаружили однажды Глориоза, Модеста и Вероника, когда им поручили очистить от пыли чулан в самом конце библиотеки, где были свалены архивы. Там, под грудой старых газет и журналов («Киниаматека», «Куререра Имана», «Друг», «Большие озера») они и увидели пожелтевшие и покоробившиеся фотографии, некоторые еще под треснутым стеклом. Там было фото главы администрации, отдающего по-военному честь перед статуей, в то время как позади него солдат склонил бельгийское знамя. Были также фото танцоров инторе, немного смазанные, потому что незадачливый фотограф решил заснять их прямо во время мощного прыжка, отчего их сизалевые гривы и леопардовые шкуры получились как бы в призрачном ореоле. А еще там была фотография вождей с женами при полном параде. Бо́льшая часть персонажей были жирно перечеркнуты красными чернилами, а некоторых полностью закрывал черный вопросительный знак.

– Фотографии вождей пострадали от «социальной революции», – со смехом сказала Глориоза. – Вжик-вжик – сначала ручкой, потом тесаком – и нет тутси.

– А те, на ком стоит знак вопроса? – спросила Модеста.

– Этим, должно быть, удалось сбежать, увы! Но теперь, где бы они ни были, эти великие вожди, в Бужумбуре или Кампале, у них больше нет коров, да и спеси тоже поубавилось, и пьют они простую воду, потому что теперь они изгои. Я возьму эти фото. Отец скажет мне, что это за господа.

А Вероника подумала, когда, интересно, она тоже окажется зачеркнутой красными чернилами на классной фотографии, которая делается в начале каждого учебного года.

Май – месяц Марии. В мае учащиеся лицея Богоматери Нильской идут в большое паломничество. День паломничества – длинный и прекрасный. В лицее к нему готовятся заранее. Все молятся, чтобы небо смилостивилось. Мать-настоятельница и духовник отец Эрменегильд объявляют девятидневный молитвенный обет. Все классы, попеременно сменяя один другой, молятся в часовне Святой Деве, чтобы она разогнала в этот день облака. Вообще-то в этом нет ничего невозможного: в мае дожди идут уже не сплошняком, ведь вот-вот наступит сухой сезон. Брат Ауксилий (это он копается обычно в масляных внутренностях дизель-генератора и в моторах обоих грузовичков, на которых возят провизию, поносит на гентском диалекте механиков и шоферов, играет на фисгармонии и руководит хором), так вот, брат Ауксилий целый месяц разучивает с ученицами гимны, сочиненные им в честь Богоматери Нильской. Преподавателей-бельгийцев и трех молодых французских специалистов убедительно просят участвовать в церемонии. Последним мать-настоятельница конфиденциально намекнула, что им будет пристойнее надеть костюмы и галстуки, которые больше приличествуют этому торжественному дню, чем штаны из грубой ткани, называемые ими джинсами, и что она очень рассчитывает на то, что своим почтительным поведением они покажут хороший пример ученицам. Сестра-экономка, постоянно звенящая огромной связкой ключей, висящей у нее на поясе, уже отобрала для пикника в кладовой банки с консервами: тушенку, сардины в масле, конфитюры, консервированные макароны с сыром. Это дело заняло у нее добрую половину ночи. Она отсчитала нужное количество ящиков с апельсиновой фантой для учащихся и несколько бутылок «Примуса», предназначенных духовнику, брату Ауксилию и отцу Анджело, монаху из соседней миссии, который был приглашен на мероприятие. Для сестер-руандиек, преподавателей и воспитателей она припасла бутыль ананасового вина, фирменный напиток сестры Кизито, свято хранящей тайну его изготовления.

Конечно, в тот день служится бесконечная месса с повторяемыми десятки раз гимнами, молитвами, но все это вперемешку со смехом, взрывами девчоночьего хохота, с беготней вприпрыжку, с катанием по заросшему травой склону. Воспитательницы, сестра Анжелика и сестра Рита, надрывают легкие, свистя в свистки и крича: «Осторожно, там овраг!»

Вот расстилают скатерти для пикника. Это не то что в рефектории. Тут все в кучу: садись как хочешь, хоть на корточки, хоть вообще ложись, пачкайся вареньем. Воспитательницы ничего не могут поделать и только воздевают руки к небу. Мать-настоятельница, сестра Гертруда – руандийка, помощница настоятельницы, отец Эрменегильд и отец Анджело сидят на складных стульях. Преподаватели тоже имеют право на сиденья, но учителя-французы предпочитают расположиться прямо на траве. Пиво господам разливает сестра Рита, единственная из руандиек, которая может похвалиться хорошими манерами. Мать-настоятельница от «Примуса», конечно же, отказывается, и сестра экономка скрепя сердце следует ее примеру. Придется ей довольствоваться ананасовым вином сестры Кизито.

Паломников, присоединившихся к лицеисткам, очень немного. Мать-настоятельница старается не допускать к участию в церемонии разных наглецов, которые, прикрываясь набожностью, только и ждут, чтобы поглазеть на ножки такого скопления девиц. По ее просьбе бургомистр коммуны Ньяминомбе, к которой принадлежит лицей, запретил доступ к источнику. Даже супруга министра, пригласившая нескольких своих приятельниц воспользоваться ее «Мерседесом», чтобы те смогли полюбоваться благочестием своих дочерей, с большим трудом убедила полицейского открыть