Богу известно, как дело обернется. Раз Он так приказал, значит так и дОлжно.

Михалыч прав. Вспомнить всё! Только, почему-то ничего не вспоминается.

– Парни, я хочу сказать, – опустив глаза, начал Саня, помощник руководителя департамента местной администрации, – Я… только, ребят, … я… Воровал я у города! Вот как!

– Ах, ты, чёрт!

– Подлец какой!

– А кто не знал-то?

Вдруг Олег, охранник стоянки, как засмеется. Смех его был громкий, раскатистый и заразительный:

–То-то, ты теперь пошикуешь!… Денежки-то … денежки-то – пшик!

Многие тоже засмеялись, кто-то горько усмехнулся.

– А и не смешно, – обиженно ответил Саня, – Да, пшик! Они все в банках лежат под процентами. А теперь с ними хана…

– Да, накрылись медным тазом, – грустно вспомнил я и про свои скромные сбережения.

– Нули тебе только! От процентов этих! – веселился Олег.

Многие перестали смеяться и задумались.

– А, если дачу продать, так теперь никто не купит…– размышлял вслух один из нас.

Я решительно зашагал прочь.

Что же делать? Ясно только одно – нужно срочно купить продуктов.

Почти бегом я направился в ближайший супермаркет.

Огромная очередь к кассе. Работала всего одна кассирша, девушка считала на счётах.

Я схватил последнюю корзину и рванул сметать с прилавков всё, что попадалось мне под руку: хлеб, торт «Наполеон», сыр, творог, масло, колбасу, сосиски, вермишель, крупу, вино, капусту, морковь… Продуктов оставалось уже не так много, я забирал последнее. Когда корзина была полна, и руки были заняты, я встал в очередь.

– Карты не принимаем! – крикнула кассирша.

«А сколько у меня с собой денег? Хотя, если не хватит, я всё равно унесу это!»

– Нет денег – не приходи! – громко закричал охранник у кассы, – Антон, сюда! Оставляй всё – или сейчас в холодильнике запрём до самого Страшного суда!

Какой-то хлипкий мужичонка послушно оставил почти все продукты и с батоном под мышкой, злобно оглядываясь, вышел вон.

– Чёрт! – прошептал я и, взяв в зубы пакет с крупой, свободной рукой достал кошелёк.

Очередь волновалась. Все начали шарить по карманам.

– А ну-ка вынь из-под полы! – вновь послышался грозный голос охранника, – Вынь, колбасу, я сказал!

Какая-то женщина грубо крикнула:

– Да подавись ты! Урод! Сам-то, небось, за так возьмёшь!

– Замолчи, крокодилица, – ответил ей парень, зорко наблюдая за всей очередью. Видимо, он что-то заметил, и потому громко произнёс:

– Всех буду обыскивать! Антон, встань в дверях! Никого не выпускай!

Моих карманных денег хватило на всю корзину, кроме вина и «Наполеона».

Всё-таки не зря ношу наличные!

Из магазина я почти бегом рванул домой. Сел за стол и начал неистово поедать сосиски, закусывая их творогом.

Насытившись и опомнившись, я оглядел изобилие еды, лежащей в пакетах вокруг меня.

Неужели, это в последний раз?!

На сколько мне хватит этих запасов?

А! Жуткая мысль осенила меня – их негде хранить! Холодильник превратился в обычный шкаф, а на улице лето! Значит, моим продуктам осталось жить не больше трёх-четырёх дней! Бог мой!

А нет, нет! Рожки и вермишель! Вот три килограмма! Жить ещё можно! Но вода… Воды нет!

Отыскав небольшое, единственное в доме ведёрко, я решил пойти на поиски пресной воды.

Спустившись во двор, я был впервые за всё роковое утро приятно удивлён: у самого подъезда, откуда ни возьмись, появилась водяная колонка. Люди набирали из неё воду и смеялись. Старики то и дело крестились и что-то шептали себе под нос.

– Господи, спасибо! – вырвалось из моей груди.

– Бог любит нас! – радовалась какая-то женщина в короткой очереди.

Я заметил, что и у соседнего подъезда, и у другого – у каждого стоит такая колонка.

«Слава Богу!» – билось в моём сознании.

Пока вода, а с нею и жизнь наполняли ведёрко, стало заметно, что небо сменило свой цвет на пастельный нежно-зелёный, весь воздух был пронизан этим мягким светом, успокаивающим и примиряющим.

Без труда, словно на крыльях, я влетел на восьмой этаж и поставил ведро на стол в кухне.

– Что же мне теперь с тобой делать? – спросил я вслух, вспомнив, что газа всё равно нет и сварить мне ничего не удастся. Да и не хотелось.

Чувство необъяснимого покоя охватило сознание.

Я вспомнил маму и отца. Как они там встречают конец света?

Родители жили в области, в трёх-четырёх часах езды от города. Но сейчас без машины, пешком, добраться к ним заняло бы дня два, наверное. Мама, должно быть, плачет обо мне, я ведь единственный её сын. Отец утешает, говорит, что я не ребенок, а самостоятельный взрослый человек.

Да, самостоятельный взрослый эгоист. Ведь только теперь, когда я позаботился о своём пропитании, вспомнил о них, когда мне стало спокойно и сытно. А каково им? У них, должно быть, всё хорошо. Родители всегда закупали продукты впрок: муку, крупу, макароны. У них есть колодец, печка… Да, у них так тихо… Помню в детстве я любил смотреть, как топится печь. Яркое пламя огня обволакивает положенные ему на съедение дрова и медленно, точно смакуя, облизывает их своими длинными страшными языками. Дрова медленно чернеют, потрескивают, тают… Смотреть на эту схватку ещё живого и несущего смерть было увлекательно и приятно. Да, мне хочется сейчас быть с родителями, это успокоило бы их… и меня.

А, Настя! О ней-то я не сразу вспомнил! А, казалось, что люблю. Может быть, я ошибался? А она, любит ли меня? Да и нужно ли мне это? Я сухой, эгоистичный человек. Это, то что мне нужно осознать и в чём покаяться. А любил ли я кого-нибудь в жизни, кроме себя? Родителей. Няньку Катю (мамину сестру) – ещё в детстве, она умерла, когда мне было двенадцать лет. Тогда я жил в гостях у друга, в городе. Как только я приехал домой, мама сообщила о нянькиной смерти. Я пожалел об этом, как жалеют о потерявшейся любимой игрушке, о найденном убитом воробье. И лишь только спустя год осознал со всей остротой, как не доставало мне этой доброй, самозабвенно любившей меня женщины, только тогда я ощутил зияющую пустоту в сердце, только тогда понял, что значит потерять родного человека.

От таких мыслей стало тоскливо. Я вышел на улицу. Изумрудно-зелёное безоблачное небо по-матерински укрывало Землю. Вглядываясь в его бескрайнюю гладь, играющую всеми оттенками цвета, я никак не мог найти Солнца. Его не было. Господь лишил нас всякого ориентира в пространстве и времени.

Я заметил, что по привычке иду к автостоянке, и хотел уже было повернуть в другую сторону, как да слуха моего донеслись смех и радостные крики. В