хирургическую и сутулую терапевтическую.

Демидов придирчиво рассмотрел приятеля, поцокал языком.

— Кляйн, я тебе друг, но истина такова: выглядишь ты еще более помятым, чем обычно.

Вадим невесело усмехнулся, вспомнив давешний диван.

— Мяли, Юра, старательно.

— Ты к нам как — поработать руками или языком почесать?

— Я за этим, — Вадим махнул рукой в сторону душевых. — Грехи смыть.

— Кляйн, сколько можно тебя учить — жир с грехами смывают в других местах. Приходи в зал, сделаю из тебя человека.

Вадим уже вошел в душевую, откликнулся из-за занавески:

— Поздно, Юр, из меня человека делать.

Демидов, поглядывая на часы, снова поцокал языком.

— Извини. Трубы зовут… фаллопиевы. Давай, Кляйн, выбери день, помойся — постоишь на плановых, крючки подержишь — ручками. Тряхнешь стариной. Заодно и поговорим, а?

— Беги, Демидов, беги.

— Вот тебе, Кляйн, позавтракай, как человек. Небось, опять кислотой залился спозаранку…

Вадим долго стоит под ледяным душем, постепенно теряя чувства времени и пространства. Бледная его кожа пылает. Он снова торчит в дверях кафетерия и смотрит на себя ангельскими глазами: нелепый седеющий человек в измятой одежде, с несвежим лицом. Его кожа пылает от стыда.

Колючие струи уносят в сток под ногами что-то большее, чем просто вода.

“Я изменился”, — с удивлением понимает он.

В раздевалке на скамье рядом с его одеждой лежат два ярко-желтых банана. Завтрак от Демидова. Впервые за сутки Вадим смеется, сначала про себя, потом громче и громче.

Из двери операционной высовывается чья-то недовольная голова.

“Всё, я уже всё, я в порядке”, — машет успокаивающе Вадим и смахивает слезы.

Одежду свою сует комом в корзину для мусора, наспех проверив карманы.

Как прежде Демидов, одевается в зеленое, поверху — старомодный длиннополый халат;

во всей больнице, кажется, только он такие и носит.

“Задумывался ли ты, Кляйн, о странностях русского языка? Как переплетены и извилисты бывают его корни?

К примеру, измена и перемена.

Мне кажется, впервые изменяет ищущий перемен, но вот повторно, Кляйн, изменяет изменившийся”.

День влюбленного мужчины начинается рано. Спросите об этом Вадима Кляйна.

Уже четвертое утро подряд он смотрит в потолок спальни, не уверенный в том, спал ли вообще. Похоже, его мозг не нуждается больше в сне — так же, как его тело не нуждается больше в пище. Вадим Кляйн стал легок и собран. С раннего утра до глубокой ночи он непрерывно выполняет множество сложных действий, истинная цель которых известна только ему. Доктор Кляйн первым приходит в отделение и занимает позицию у сестринского поста в коридоре. Конечно, он изучает записи дежурных врачей, он интересуется состоянием вновь поступивших. Но к моменту, когда Клара входит в отделение, Вадим уже давно готов. Он не имеет права на промах, ведь сегодня именно это мгновение будет прокручиваться в его мозгу бесчисленное множество раз: первое явление Клары Гербст. За ним следовали первые слова Клары Гербст, и слова эти были: “Доброе утро, доктор Кляйн”. Однажды он даже удостоился легкой улыбки Клары Гербст, унесенной им в кабинет и заключенной там в видимую лишь ему тонкую оправу фантазии.

Дни его по-прежнему переполнялись заботами, но теперь каждый шаг, жест, каждая консультация и даже запись подчинялись еще одной скрытой логике — они направляли Вадима именно в то место, где вероятность “случайно” встретить Клару была наибольшей.

“Ты хотел сильных эмоций, Кляйн? Поздравляю — ты их получил”.

Обход. Чудская докладывает пациента. Вадим, не отрываясь, смотрит на эту ухоженную уверенную в себе женщину, слушает голос, который столько раз побуждал его уходить в ночь. Голос — низкий, с едва уловимой хрипотцой — всё тот же, быть может, он даже стал чуть опаснее; любовь к Кларе не сделала его глухим, нет — просто молчание Гербст звучит для него теперь громче песен этой сирены.

Три дня назад он вызывал Чудскую к себе. Та вошла, села напротив, посмотрела на него чуть иронично, как всегда.

— Я понадобилась тебе так скоро, Вадимчик?

Он пропустил мимо ушей “Вадимчика” и тихо спросил:

— Скажи, Лена, что ты во мне нашла?

Чудская рассмотрела его очень внимательно и чуть удивленно — их отношения не предполагали бесед по душам.

— Что-то случилось?

— Возможно.

— Кляйн, не валяй дурня, ты всё знаешь сам. Я бросила палату, у меня работы полно.

— И всё же?

Она сокрушенно развела руками с видом “Сам напросился”.

— До сих пор ты трахал меня правильно — там, где нужно, и никогда вот здесь, — она постучала себя по голове. — Тебе захотелось разнообразия?

— Нет, я серьезно.

Чудская вздохнула и взяла его руку в свою.

— Вадим, мы похожи. Нам обоим до чертиков скучно, и это здорово, что мы оказались рядом, так ведь?

Он покивал головой. Помолчал. Выдавил через силу:

— Я думаю, какое-то время нам лучше… не встречаться. Лен, мне нужна пауза. Пожалуйста, извини.

Чудская не проронила ни слова. Пожала плечами. Осторожно отпустила руку Кляйна.

— Мне нужно идти.

— Да, конечно.

Через несколько минут зазвонил телефон на столе. В трубке снова голос Чудской:

— Кляйн, иногда мне казалось…

— Что?

— Неважно. Забудь. Встретимся в рентгене.

***

Клара укололась. Брала кровь у больного гепатитом и уколола палец. Адина доложила Кляйну:

— У нас студентка укололась при заборе крови, я должна известить вас как заведующего.

— Которая из студенток?

— Гербст, Клара. Я отведу её в приемное, нужно взять анализы и оформить бумаги.

— Я как раз собирался вниз, я её отведу.

Вадим почувствовал, что краснеет.

— Вы не обязаны, доктор.

— Ничего. Попрошу их босса отпустить нашу студентку побыстрее.

— Спасибо.

Вошли в лифт. Клара выглядит абсолютно спокойной. Вадима начинает трясти.

В последнее мгновение чья-то нога мешает закрытию дверей. Галит, вторая из студенток, вваливается внутрь.

— Адина просила пойти в приемное с вами, изучить процедуру.

Клара что-то шепотом говорит Галит, та начинает смеяться. Лифт наконец скользит вниз, но на четвертом, этаже операционных, застревает на несколько минут. Вадим смотрит на девушек, стараясь не забывать о Галит, интересуется, нравится ли им у них в отделении. Галит бойко хвалит Адину и всех остальных, Клара вежливо соглашается. Вадим втягивает носом воздух:

— Что-то знакомое, не пойму что…

— Да это чабрец, Клара им волосы ополаскивает, — Галит толкнула Клару в бок. — Очень для кожи полезно. Правда, Клара?

— Извините, доктор, кое-кто слишком много болтает, — она незаметно делает Галит злую

гримасу.

Позже, сдав студенток в приемное, Вадим отзывает Клару в сторону.

— Я бы хотел после убедиться, что с вами всё в порядке. Вы не могли бы дать мне свой номер?

— Да, конечно, доктор. Но вы уж