Скромные сбережения подходили к концу. Если в ближайшее время не подвернется какая-нибудь работа, придется расстаться даже со старым домиком у моря, который посчастливилось снять. Ветхое жилище, больше похожее на лачугу, кстати, тоже принадлежало Дигу.

Вот она, крохотная будочка! Едва проглядывается сквозь разросшиеся деревья и неухоженный колючий кустарник, к которым годами не прикасался секатор садовника. А поодаль красуются десятки недавно построенных коттеджей. Южное побережье штата входило в моду у состоятельной публики, и Кортен, как и другие поселки, разрастался на глазах. Нарядные виллы, окруженные восхитительными садами, настоящими шедеврами архитектурно-паркового искусства, болью отозвались в душе Пегги, напомнив о том, что сотворил с ней богатый и могущественный земельный магнат.

Да она же сама помогла ему! Вот что самое скверное. Не будь она столь самоуверенной, не стала бы легкой добычей Даррелла. Зачем изображала борца за правду, защищая обиженных сильными мира сего? Пегги, тяжело вздохнув, шагнула на тропинку, ведущую к хижине. Ну почему она не держала язык за зубами?

А ведь началось все так безоблачно. Когда Даррелл объявил конкурс проектов на обустройство территории вокруг грандиозной застройки, Пегги решила, что ей снова выпадает шанс. Участие в столь многообещающем проекте может принести ей славу не просто хорошего, а замечательного садовника. Отправив заявку со своими идеями и предложениями, Пегги полагала, что получит подряд хотя бы на небольшой фронт работ. А потому тщательно выбрала и закупила подержанный инвентарь, различную технику, подыскала помощника и, дрожа от нетерпения, стала ждать ответа.

Увы! Заказ, суливший такие выгоды, целиком передали крупной ландшафтной фирме из Флориды. Никому из местных садовников не сделали снисхождения. Пегги чувствовала себя жестоко обманутой, как, впрочем, и остальные. Но те промолчали, а она, единственная, стала протестовать, развернув широкую кампанию. Она выступала против дискриминации всюду, где только возможно, — на улицах, по радио, в письмах к редактору местной газеты. Ее имя сделалось известным. Люди восхищались дерзостью и бесстрашием Пегги Мейсон, которая осмелилась клеймить позором всесильных чужаков-инвесторов вроде Диггори Даррелла, эксплуатировавших местных жителей, вытягивая из них все соки и лишая средств к существованию!

Популярность обернулась для Пегги приятной неожиданностью — у нее появилась работа. Заказы так и сыпались. Похоже, всем захотелось, чтобы местная знаменитость приложила талантливые ручки к их садикам. Пегги пришлось нанять второго помощника. В двадцать шесть лет после долгой упорной борьбы за существование — университетской учебы, тяжкого труда, жестокой экономии с целью накопить средства на собственное дело — жизнь, кажется, поворачивалась к ней чертовски привлекательной стороной.

И вдруг в одночасье все кончилось. Пегги пригласили выступить в теленовостях, а она легкомысленно согласилась. Интервью планировали организовать на еще не обустроенном участке нового комплекса.

Если бы только я отказалась! — в который раз восклицала она, взбираясь по крутой тропинке к дому. Ну почему ей не терпелось бросить еще пару камешков в огород Диггори Даррелла?!

Интервью назначили на два часа. Пегги оставила своих подручных возводить сад камней для одной супружеской пары, а сама вытерла перепачканные землей руки, убрала вспотевшие рыжие пряди под старую соломенную шляпу, заправила выгоревшую футболку в джинсы и, запрыгнув в видавший виды грузовичок, походивший на груду металлолома, победно покатила на встречу с бригадой телевизионщиков.

Однако рядом с хорошенькой журналисткой и молоденьким оператором Пегги заметила высокого рослого человека в синем пиджачном костюме, явно не из журналистской братии. Тройка, сшитая из дорогой материи, от первоклассного портного. Мягкая ткань выгодно подчеркивала широкие плечи и длинные прямые ноги. Воротничок белоснежной накрахмаленной рубашки выделялся на фоне крепкой, темной от загара шеи. Яркое пятно "полосатого галстука голубых тонов довершало весьма внушительную картину. Хотя прежде Пегги видела незнакомца только издали и никогда не разговаривала с ним, она мигом догадалась, что это Диггори Даррелл. Ну что ж, наконец-то она сможет лично высказать все, что говорилось за его спиной.

Диг стоял чуть впереди телевизионщиков, и грузовичок с грохотом притормозил прямо перед ним, обдав его выхлопными газами и швырнув гравий на его элегантные брюки. Он с раздражением поглядел под ноги. Пегги с достоинством вышла, стянула с головы соломенную шляпу, провела по волосам длинными изящными пальцами и, посмотрев в лицо Дарреллу, вызывающе улыбнулась.

При ближайшем рассмотрении он оказался моложе, чем она ожидала. Вероятно, лет тридцати. Густые прямые черные как смоль волосы, разделенные сбоку пробором, отливали на солнце. Несколько прядей падали на высокий лоб, из-под темных бровей смотрели глаза пронзительной, неправдоподобной синевы. На загорелом лице здоровый румянец, а крупный, красиво вылепленный рот выражал чувственность и изрядную долю жесткости. Его облик источал мощь и силу, которая поистине устрашала.

— Значит, вы и есть та самая Пегги Мейсон! — пророкотал Даррелл, и в его устах ее имя прозвучало как синоним злостного браконьера.

В ответ Пегги гордо распрямилась.

— А вы, видимо, Диггори Даррелл! — язвительно прошипела она, будто увидев гремучую змею.

Синие глаза прищурились, и Пегги вдруг почувствовала, как вспыхнули щеки под пристальным изучающим взором. Не позволяй ему выбить себя из седла! — быстро приказала она себе. Но его холодный проницательный взгляд двинулся ниже, постепенно охватывая ее фигуру с роскошными темно-рыжими волосами, развевающимися на ветру, изящную линию плеч; чуть дольше задержался на нежной груди, четко вырисовывающейся под трикотажной майкой, скользнул по узкой талии, по обтянутым джинсами стройным ногам в тяжелых рабочих ботинках из коричневой кожи. И к завершению церемонии Пегги уже поняла, что схватка обернется не в ее пользу.

Когда же Диг безжалостно осмотрел ее в обратном направлении и с нарочитой небрежностью задержался на влажных, дрожащих губах и взглянул в сердитые, полыхающие зеленым огнем глаза, ей стало ясно: перед таким жестоким человеком она безоружна.

С упавшим сердцем стояла Пегги в бессильной ненависти перед властью синих глаз, так легко захвативших ее в плен, презирая себя за то, что не в силах дать достойный отпор. А что стоит попросту пнуть его по коленке хорошенько кованым носком ботинка!

Диггори между тем вел себя по-хозяйски. Он заявил, что интервью должно проходить не на обочине дороги, на фоне великолепных коттеджей, как предлагала журналистка, а ближе к разбиваемым садам. Как можно ближе к предмету конкретного разговора, чтобы по достоинству оценить воплощаемые им идеи, добавил он, с особым значением взглянув на Пегги. Он повел за собой журналистов и, изменив прежнюю подавляющую манеру держаться, подкупил всех искренностью и непосредственностью.

Слишком красив и самонадеян, с подозрением отметила Пегги. Она замыкала шествие, презирая телевизионщиков за то, что те с такой легкостью уступили требованиям Даррелла, поддавшись обаянию его глубокого низкого баритона и ослепительной улыбки, с которой он хвастливо перечислял достоинства своего прекрасного комплекса. Надувательство! — внутренне кричала она. Ничего особенного! Но в глубине души понимала, что не права.