А всякое недовольство – это недостаток удовольствий. Откуда взяться достатку, когда страна – это бригада по обслуживанию чьего-то нефтегазопровода. Сырьевая база… во внешней политике, овощная – во внутренней. Вообще, политика – не моя тема. Вообще не тема, спам.

«Лес – наше богатство», – заявила как-то Фортуна, когда мы проходили мимо ее любимого Фонтанного дома, что стоял в лесах. Родина переживает эпоху реставрации. Время, когда, пытаясь сохранить прошлое, страна перестает видеть будущее, чувствовать настоящее. Высокие обещания не приносят дивидендов в настоящем. Если фэнтези я не читаю, на фильмы не хожу, я вне их киноиндустрии. Обещания – это пыль в глаза. Хотя однажды мы сходили с Фортуной в кино. Сплошной попкорн. Мало того, что режиссер снял не тех, еще и бесталанно. Забыл правила съема. Кино как девушка, за ней надо ухаживать, ее надо чувствовать. Нет чувств, нет картины. «Лучше бы пошли в Эрмитаж, там картины живее», – не теряла оптимизма Фортуна после просмотра и добавила: «Кинематограф, как в школе у нас был географ. Скучно». Экран оказался в тот день бездарен, скуден, вял, беспомощен, продажен Пикчерс. Искусство всегда было лакмусом уровня жизни. На подъеме страна или деградирует, хорошо отражается именно в искусстве, в частности, в важнейшем из них, в кино – широкоформатно и полнометражно. По фильмам видно, «кина» хорошего нет, и пока не будет. «Нам никогда не достичь даже 3D, потому что наше кино сегодня – это две семейные династии(2D)», – смеялась Фортуна. «Династии, кумовство – это то, что тормозит развитие общества и делает из него толпу, а из искусства – корм. На толпу можно варить одно блюдо, главное, кетчупа побольше, она неприхотлива. Фастфудом можно заткнуть ей глотку».

Какая же она умная, Фортуна, часто кажется, что умнее меня, если бы не глупости, которые иногда себе позволяла. Тогда я успокаивался. Я – ум и умение, она – ум и безумие.

Хорошо, что есть Интернет… – это те, с кем я Вконтакте, в связях, прочных и порочных. Там много лишнего, но по крайней мере есть выбор. Фортуна научила меня время от времени отключать все навигаторы и поисковики, чтобы не чувствовать себя приложением, чтобы общаться без лишних телодвижений на сигналы мобильной среды. А то ведь невозможно поговорить – сидишь и дергаешься на всякую ерунду. Звуки эти будто разряды переменного тока, то отрицательные, то положительные. И все, что ты ощущаешь в итоге – нет стабильного напряжения.

Душе угодно общение вживую, она – антрополог. С ее подачи я мнил себя психологом, интересен был один вид человека – современный. Современный – это состояние души, состояние ума, насколько они богаты. Именно богатство определяет их независимость от возраста и от пола. Современный человек не имеет возраста, потому как живет сейчас.

А сейчас на часах без пятнадцати осень и это немного гложет. В отношениях существует четыре времени года: влюбленность, любовь, привязанность, зависимость. Первые два, как весна и лето, там и надо оставаться как можно дольше, иначе потом придется доставать из кладовки теплые вещи. Женщина должна быть нежна, это лучшее, что она может подарить мужчине. Он себе этого никогда не подарит. В мире много вещей, которые вызывают привыкание: наркотики, алкоголь, сигареты, Интернет, видеоигры, татуировки, эмоции, секс, даже работа. Но самая дурацкая из моих зависимостей – жена. Куда я без нее. А самая главная – жизнь. Без нее тоже никуда. Привяжешься к ней и пиши пропало. А писать, значит стать писателем. А Фортуна не хочет, чтобы я был писателем, потому что, как всякий творец, начну ее писать, выпускать в свет ее не выспавшихся бабочек и остроумных тараканов. Я понимаю ее сомнения, если книга выйдет в печать, то печать высушит насекомых. От них останутся только чучела в рамках. Таких я видел как-то на кухне у своих друзей. Под этой стеной они каждое утро пили чай, обедали и ужинали. Странное ощущение, когда ты начинаешь видеть все недостатки, все лапки, все усы давно минувших тараканов и бабочек. С другой стороны – есть о чем поговорить, поспорить, поругаться и, главное, помолчать.

Моя жена называет меня красивым, в такие минуты мне кажется – она мне льстит. Но когда она называет меня уродом, я тоже не верю.

У меня нет в голове четкой картины мира, но я видел фотографии Земли из космоса. Из космоса она чиста и невинна. Ребенок индиго большой мамочки-Вселенной. В жизни хочется достичь такой же легкости и чистоты, хотя бы знать, что рядом с тобой те, которым ты не все равно.

Я вижу, что иногда жить людям абсолютно неинтересно, но надо держаться. За любимую, жену, работу, землю. Держаться правее.

Я много говорю, но вообще-то люблю молчать. Сидеть в энергосберегающем режиме. Заряжаться. Слушать море. Слушать море – тоже музыка, смотреть на море – тоже секс. А морем может быть все что угодно. Например кофе, чай или поцелуй. Жена пришла, пойду поцелую.

Закусив своими заметками, я закрыл кулинарную книгу.

– Зачем ты меня целуешь, если не хочешь?

– А если хочу?

– Тогда можно без поцелуев.

Красивая голая спина белела статуей на фоне желтых обоев, женщина мыла посуду. Заниматься любовью не хотелось. Поцеловав ее сзади в шею напоследок, я сел за стол и принялся наблюдать, как она работает.

Жена. «Неужели она создана только для этого?» – холодно подумал я, может, от того, что ноги мои подмерзли, а тапочки я так и не нашел. Сидел за столом в одних шортах, в руках кусок сыра. В задумчивости крошил его на пол. Тапочки не выходили, но вышли тараканы мыслей, однако писать было не на чем, на глаза снова попалась толстая тетрадь с рецептами блюд, я ее распахнул и первое на что наткнулся, была надпись «Чебуреки». Через минуту я узнал, что нужно для их приготовления: кефир, мука, масло, сода, соль и фарш. Перевернул тетрадь, чтобы начать писать с другой стороны, с чистой страницы. Если бы жизнь так же перевернуть и начать с чистого листа, пока ты еще не стал чебуреком. А может быть, уже стал? Я снова посмотрел на чудную белую спинку, на которой женился, и которая уже выключила воду и повернулась:

– Ты опять накрошил.

– У тебя красивая спина, – сделал я ход конем.

– Сыр на полу, а я мыла утром.

– Извини, пытался выманить тапочки.

– Они в коридоре, – не смягчилась от шутки жена.

– Значит, сыр был напрасным.

Жена вздохнула мокрыми руками о полотенце:

– Чай пить будешь?

– Когда я от чая отказывался? – поднял с пола крошки, снова собираясь стать хорошим, неизвестно зачем. Там, где меня и так любили, просто за то что я есть.

– Может, чебуреки вечером сделаем? – выронил я ненароком.

– А ты мясо купил?

– Могу предложить свое, – напряг бицепс.

Я представил, как часть за частью закладываю в мясорубку беспокойные фрагменты своего тела. Жуткое зрелище. Чем-то похоже на любовь, на секс.