Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Энгле бросает то в жар, то в холод. Он не совсем понимает, что говорит Господин Дорог – как-то путано, туманно. Так говорят городские – всё намёками да недомолвками. Догадайся, мол, сам. Но беспокойство поселяется у него в животе, под нижними рёбрами, и бьётся, как бабочка, пойманная в ловушку. «Не ищет, а нашёл»… «Неверный муженёк»…
Понимание приходит внезапно, как нахлынувшая волна. Энгле обжигает обидой, переходящей в злобу.
– За тобой должок. – Господин Дорог хитро щурится. – Ты оторвал меня от куда более интересных дел. Я путал тропку под ногами хорошенькой ворожеи где-то на стыке миров. Это куда приятнее, чем понимать, что где-то в глуши люди по-прежнему верят, что я явлюсь, если встать на перепутье и шептать глупые наговоры.
– Но вы же явились, – упрямится вдруг Энгле. – Значит, я всё сделал правильно.
– Кто зовёт – к тому приходят. – Господин Дорог встаёт, отряхивает штаны от дорожной пыли, убирает кудель обратно в карман и пересаживает нескольких светляков себе на плечи. – Ты звал – я пришёл. Должок, помни. – Он грозит Энгле длинным пальцем.
Энгле понимает, что через пару мгновений чудесная встреча закончится, и брякает первое, что приходит в голову:
– Я думал, вы ростом повыше.
Господин Дорог снова заливается смехом. Не злым, не издевательским – задорным. Снова грозит пальцем и широко ухмыляется.
– Представь, если б я был ростом с двух мужчин. И косая сажень в плечах. Ты бы окоченел со страху, не так ли?
Энгле не успевает ни ответить, ни толком покраснеть. Господин Дорог исчезает, просто растаяв в воздухе, как дым от отцовской трубки. На земле остаются несколько светлячков. Насекомые взлетают и садятся Энгле на плечи. Их сияния как раз хватает, чтобы осветить тропку, ведущую домой.
Глава 1
Лихо в лесу
В этой жизни я больше всего ненавижу три вещи: голод, болезнь и погони. И именно от погони мы с Рудо пытались уйти.
Я прижимался всем телом к широкой мохнатой спине моего верного монфа, пригибал голову, чтобы колючие ветви не хлестали по лицу. Боли я не боюсь, да только без глаз остаться было бы худо.
Широкие лапы пса бесшумно касались лесной земли, он нёсся с такой стремительностью, какую трудно предугадать, глядя на его лохматое грузное тело. Я не оглядывался, но слышал, как по пятам мчится какое-то лихо, ломая ветки и тяжело, надсадно дыша.
Я точно знал, что это не люди. Человек не посмеет свернуть с Тракта, а если кто и наберётся смелости, то не станет нестись сквозь Великолесье сломя голову, без уважения и опаски. И тем более не станет пытаться напасть на сокола.
Нечистецы тоже не нападают на нас. Тем более на меня – Кречета, сокола Холмолесского княжества. Такой уж порядок. И от того, что я не понимал, от кого мы пытаемся уйти, мне делалось тревожно. Не страшно – страха я давно не помнил. Но неспокойно и смутно на сердце.
Чёрная фигура с нечеловеческой ловкостью проскочила между елями справа от нас и жутко заверещала. Рудо рыкнул и дёрнулся в сторону, но я хлопнул его по шее, заставляя бежать вперёд. Пёс послушался, как и всегда, но я видел, как подрагивают маленькие, плотно прижатые к голове уши. Рудо тоже слыл бесстрашным – безголовым, как сказали бы многие, но близость непонятных тварей вселяла тревогу даже в моего верного пса.
Я сунул руку за пазуху и вынул пару заточенных звёздочек – грозное оружие в руках опытного бойца, пусть и выглядят они несерьёзно. Метнул не глядя куда-то в темень и по визгу понял: попал.
– Угощайтесь, твари, – усмехнулся я и спрятал лицо в густую пёсью шерсть, спасаясь от ощерившихся сплетений куманики, выросших на нашем пути.
Рудо легко оттолкнулся мощными задними лапами и перемахнул через заросли, словно взлетел. Я одобрительно похлопал его по крутому боку и поспешил снова ухватиться руками за шею.
Ни один конь не продрался бы сквозь Великолесские чащи. Ни один человек не выбрался бы отсюда таким, каким был раньше. И я был счастлив, безмерно счастлив, что вместо бесполезного коня у меня есть Рудо – огромный, с медведя, косматый и клыкастый монф, непременно нагоняющий страху на всех, кто видел его впервые.
Послышалось шипение, и я понял, что нас окружили с трёх сторон. Я лихорадочно соображал, как нам избавиться от преследователей. Я бы предпочёл сразиться с ними лицом к лицу, пусть даже их было штук девять, не меньше, да только перед началом боя неплохо бы определить, что за противник перед тобой. Твари будто дразнили нас, то мелькая прямо перед носом Рудо, то отбегая в сторону и даже перескакивая на нижние ветви елей. Внезапно я осознал: без меня пёс мог бы бежать втрое быстрее. Так почему я подвергаю своего друга опасности, когда мог бы разобраться во всём сам?
– Возвращайся на Тракт и беги в Топоричек. Я найду тебя, – шепнул я на ухо псу, хлопнул его по боку и, сжавшись комком, соскользнул со спины монфа на землю.
Рудо привык слушаться с первого раза, этому его научили ещё несмышлёным щенком. Пса уже не было видно, когда я перекатился на живот и рывком поднялся на ноги, замерев в боевой стойке. В одной руке у меня уже был сжат кривой нож, вытащенный из голенища сапога, а в другой я держал с полдюжины звёздочек – плоских железных кружков с зазубренными краями.
Я грозно зарычал, призывая тварей выйти из мрака под свет Серебряной Матери и явить свои личины. Ну и где эти смельчаки, напавшие на одинокого путника? После такого рыка любой обычный грабитель крепко задумался бы, но я давно понял, что имею дело с чем-то крайне странным. Я верно выбрал место: стоял прямо посреди поросшей мхом опушки, и луна серебрила мою фигуру, делая меня хорошо заметным. Со всех сторон меня окружал лес, но никто не мог бы приблизиться ко мне незамеченным, а сам я своим видом показывал: подходите, нападайте, мне нечего скрывать и некого бояться. Я рыкнул снова и сделал выпад ножом, приглашая трусливых тварей сразиться со мной. Я знал, что выйду победителем из этой схватки. Кем бы они ни были, им меня не одолеть. Опасный враг напал бы исподтишка, убил бы сразу, одним ударом и не стал бы так долго гнаться за нами по Великолесью. Не иначе запугать просто хотели или перепутали меня с кем-то.
Ветви зашевелились, и на опушку выступило девять фигур в грязных изодранных плащах. Я бы принял их за нищих бродяг в рубище, если бы не видел, с какой скоростью они могут нестись по дремучей чаще и влезать на деревья. Я не мог разглядеть ни рук, ни лиц: каждая пядь их тел была скрыта тряпьём, головы укутывали капюшоны. Твари стояли и шипели по-гадючьи, не спеша бросаться на меня.
Одним неуловимым движением я метнул все шесть звёздочек. Четыре попали в цель, четыре твари завалились на землю, и я скакнул в сторону, перепрыгнул через поваленный осиновый ствол и скатился по склону оврага, пересчитывая рёбрами кочки и толстые упавшие ветки.
Спасаться бегством – неблагородное занятие. Я не понимал, как Смарагдель мог допустить, чтобы в его владениях появились эти облачённые в лохмотья выродки? Где его бойкие лешачата, готовые выдворить любого, кто ступит в эту часть Великолесья? Из оврага виднелись огни Топоричка, мигающие далеко впереди. Нельзя приводить уродцев в мирное селение. Но для некоторых манёвров необходимо больше пространства.
Я снял со спины свой короткий лук и сунул в зубы несколько стрел. Зоркие глаза приметили тени, движущиеся ко мне через заросли. Я прицелился и выстрелил. Слишком темно, слишком многое мешает, но я не носил бы сокольих знаков, если бы не мог справиться с этой задачей.
Стрела со свистом сорвалась с тетивы. Следом за ней – ещё три. По визгливым хрипам я понял, что они попали в цель. Молниеносно вытащил из голенища ещё два коротких метательных ножа,