Потом выяснилось, что она совсем ничего не слышит и не говорит. Со слухом… ну там было все ясно. Повреждения оказались слишком серьезными, слух восстановиться сам не сможет, остается только ждать появления нового поколения слуховых аппаратов, вернее имплантатов, вживленных в тело…

С речью обстояло иначе. Видимых повреждений не нашли, связки были в порядке, горло не обожжено, однако в результате страшного шока Сэнди замолчала и молчала до шестнадцати лет!

Да, только девять лет назад она впервые заговорила, понятия не имея при этом, как звучит ее голос, равно как и голоса всех тех, кто ее окружал. Вероятно, поэтому она и замолчала вновь. Что ж, к тому времени она научилась обходиться без голоса — обычная азбука глухонемых, умение читать по губам собеседника, под рукой всегда блокнот и карандаш, а с недавних пор — маленький компьютер…

Она не замкнулась в себе, не спряталась от жизни. Стойко переносила все муки операций, научилась улыбаться, с удовольствием играла в реабилитационном центре с такими же, как она, ребятами, а потом выучилась в специализированном колледже и поступила на работу в такой же центр здесь, в Лоусоне. Дядя Дик ни в чем ей не отказывал, помогал всегда и во всем. Его жена, тетя Бет, ухаживала за Сэнди куда нежнее, чем за собственными близнецами Джерри и Ларри.

До двадцати одного года она жила вместе с ними, а по достижении совершеннолетия выяснила, что является обладательницей довольно приличного состояния. Купила маленький таунхаус в пригороде и переехала… Она сама не знала, почему ей вдруг захотелось жить одной. Возможно, виновато было Великое Безмолвие, в которое она погрузилась дождливой осенней ночью двадцать лет назад…

Полтора года назад дядя Дик приехал к ней страшно взволнованный и сообщил, что долгожданный имплантат разработан. Его еще не запустили в производство, потому что необходимо провести клинические испытания, а это проблематично, ведь нужно добровольное согласие… Сэнди остановила его торопливую речь, прикоснувшись тонкими пальчиками к его губам. Улыбнулась и стремительно набрала на компьютере: «Я СОГЛАСНА!».

Оказалось, что нужна очередная операция — микрочип величиной с блестку требовалось вживить в височную кость, а это операция не из простых и не из дешевых. Сэнди это не волновало. Она готова была отдать все свои деньги, но дядя Дик страшно рассердился и настоял на том, чтобы лично оплатить все расходы.

Дядя Дик, Ричард Гейдж, был коллегой Джона Кроуфорда и работал вместе с ним над каким-то важным и секретным проектом. После исчезновения Кроуфорда дядя Дик принял лабораторию, набрал новых сотрудников — и дело пошло. Возможно, гениальности по части химии в дяде Дике недоставало, зато администратором он стал превосходным. За короткое время лаборатория добилась сумасшедших успехов, и ими заинтересовалась корпорация «Кемикал резорт». Еще через пару лет дядя Дик вошел в совет директоров компании, став руководителем филиала корпорации в Лоусоне. Строго говоря, он не обязан был отчислять Сэнди деньги, однако сделал это, открыв счет на ее имя и исправно перечисляя туда немалые суммы.

Что еще? Почти ничего, если не считать того, что сутки с небольшим назад ей сделали сложнейшую операцию, которая, судя по всему, оказалась успешной. Сэнди слышала!

Она потянулась к нему своими тощими белыми клешнями, и Дик Гейдж как всегда с трудом поборол отвращение, наклеив на лицо привычную улыбку. Хриплый надтреснутый голос девушки раздражал, словно фальшивая нота в ноктюрне Шопена…

— Да, милая? Не волнуйся, тебе нельзя волноваться. Доктор сказал, все прошло удачно. Не могу поверить… Сэнди, ты действительно слышишь?

— Да, дядя Дик. Боже мой, какой у меня жуткий голос…

— Все наладится, милая. Ты ведь понятия не имела об интонациях. Теперь это всего лишь дело техники.

Да, теперь это все — дело техники. Двадцать лет! Двадцать проклятых лет.

Он вгрохал в эту девчонку бешеные деньги, чтобы она вернулась к нормальной жизни. Он может гордиться собой. Теперь нужно дать ей немного времени, чтобы она обжилась в мире нормальных людей, пришла в себя. Затем можно будет приступать ко второй стадии операции. Что ж, говорят, цель оправдывает средства. В их случае целей аж две, и обе такие, что любые средства хороши…

Сэнди торопливо припала к чашке с минералкой, заботливо поднесенной дядей Диком к ее губам. Зубы выстукивали дробь, но от прохладной воды ей полегчало. Сэнди торопливо отстранилась и схватила дядю Дика за руку.

— Дядя Дик! Нужно позвать… кого-то позвать, охрану, наверное, и сказать… здесь, в больнице, произошло что-то плохое, совсем рядом! Кричала женщина… ей кто-то угрожал.

— Какая женщина, милая? Тебе, верно, приснилось… бедняжка, это все кошмары прошлого.

— Нет! Нет же! Я очнулась после наркоза и услышала… совсем рядом, в соседней палате…

Ричард Гейдж задумчиво посмотрел на свою подопечную. Чертовы электронщики! Кто бы мог подумать, что человеческие мозги в силах додуматься до такого! Металлическая соринка стоимостью с космическую ракету, вживленная в черепушку дочки Джонни, разом превратила ее из глухой калеки в локатор!

Ничего. Она не узнает. Вставать ей пока нельзя, присмотр за ней постоянный, через пару дней ее перевезут домой, и малышка Сэнди даже не успеет понять, что операцию ей делали вовсе не в окружном госпитале, куда она легла пять дней назад, а в одной из секретных лабораторий «Кемикал резорт», построенной на Змеином острове, на месте того дома, где двадцать лет назад с таким треском, извините за каламбур, провалилось выгоднейшее дельце…

Том Ричи, младший детектив, нарезал круги по комнате не хуже раненого тигра, и Дон Каллахан почувствовал, что у него начинает кружиться голова.

В комнате было накурено — как и всегда. Как и всегда пахло, вернее воняло прокисшими окурками, дрянным кофе и масляной краской. Дон мог по запаху определить цвет краски — тошнотно-зеленоватый. Никакого фокуса, просто все стены в управлении выкрашены этой краской. Вот странно: почему в полицейских управлениях стены всегда красят в такие отвратные цвета?

Дон Каллахан вздохнул, потянулся за очередной сигаретой и страдальчески заломил густые брови.

— Томми, ты не мог бы сменить хотя бы направление движения, а? Меня сейчас стошнит.

— Дон, мне не до шуток. Я в жизни не мог представить, что столкнусь с такой хренотенью: мне, офицеру полиции, отказывают в приеме заявления о пропаже собственной сестры!

— Томми, в тебе играет итальянская кровь. Остынь, успокойся, выпей кофе.

— Нет, потому что тогда стошнит меня. Это не кофе.

— Я тоже считаю, что это особое психотропное средство, но что же делать? Не маячь, ударю!

Томми остановился перед столом Дона и растерянно посмотрел на друга. Томми было двадцать три, он еще не успел избавиться от всех иллюзий молодости, и сейчас на его симпатичном смуглом лице стыло отчаяние пополам с недоумением.