напугал. Я давно за Вами наблюдаю, Вы каждое утро гуляете здесь и слушаете море.

Она молчала. «А я-то думала, что я — одна». Ей стало неприятно. Как будто за ней подглядывали, когда она переодевалась.

— Простите, я не хотел Вас обидеть. Живу здесь неподалёку и невольно вижу всё, что происходит на берегу, — он махнул в сторону небольшого домика, даже не домика, а какой-то лачуги, спрятавшейся в колючем прибрежном кустарнике.

— Вы здесь живёте? — удивилась она.

— Да, но не всегда, конечно. Только летом. Кстати, разрешите представиться, Леонард. Но все зовут меня Лео.

— Вера, и все зовут меня Вера, — она улыбнулась. От неприятного чувства не осталось и следа. Он тоже улыбался.

Они пошли по пляжу вместе. Просто шли и молчали. На нём были шорты и просторная видавшая виды когда-то белая футболка, на ногах «вьетнамки» и странная шляпа, нет, не от солнца, а такая, какие носят с плащом. Для своих лет он выглядел прекрасно, поджарый, сильный, правда, немного сутулился, всё-таки не юноша.

На Вере была большая юбка до середины икры, сверху просторная блузка без рукавов. Волосы распущены, короткая, слишком короткая и густая чёлка, которая делала её похожей на подростка.

Шли долго, наконец, Вера остановилась: — Мне пора, — повернулась и пошла назад.

— До завтра, — он направился к своей лачуге.

— До завтра, — бросила она через плечо, не оглядываясь.

___________________________________________________________

На следующее утро всё повторилось. Он возник ниоткуда: — Доброе утро, Вера!

— Доброе утро, Лео!

Ей нравилось произносить его имя, оно было сладким и скользким как леденец.

Опять долго шли молча, волны прохладным языком лизали ступни. Море было спокойным, тихо напевало какую-то милую, незамысловатую мелодию.

Они молчали. Не возникало никакого напряжения, глупой обязанности что-то непременно говорить.

Неожиданно небо заволокло. Это произошло так стремительно, что они даже не успели опомниться, как полил дождь. Мощным потоком, как из ведра.

— Бежим! — Лео потянул Веру за руку в сторону своей лачуги. Они бежали по пляжу, ноги утопали в мокром песке.

Лачуга оказалась изнутри ещё меньше, чем представлялась снаружи. Лежанка, крохотный столик и стул. На полу пустые бутылки из-под виски. На стене гитара и голубой дождевик.

— Вот, кое-что осталось, — Лео поднял с пола недопитую бутылку виски, налил немного в единственный, не очень чистый стакан, протянул Вере. — Выпейте, надо согреться. Заболеете.

— Я не пью виски.

— Сейчас надо. Дождь холодный, а Вы промокли насквозь.

Вера нехотя выпила. Действительно, стало теплее.

— Вы играете на гитаре? — спросила она.

— Да — он улыбнулся. — Вам сыграть?

— Да, пожалуйста, — воскликнула с жаром. — И, поёте?

— Немного.

Он запел, голос был низкий, очень приятный, обволакивающий. Вера прикрыла глаза, тепло от виски и от его голоса разливалось по телу. Неожиданно для себя она начала тихонько подпевать ему.

— У Вас красивый голос. Вы поёте?

— Во сне.

— Во сне? Только во сне? Почему?

— Будут смеяться.

Они пели вместе, мелодия сменяла мелодию. Она представляла себя на сцене. Сцена была как в её снах, огромная, впереди в темноте зал. Лео играл так, что казалось, видел насквозь её мысли, её чувства. Она уже не подпевала, она пела. Чувство свободы уносило куда-то далеко. Вера была счастлива.

___________________________________________________________

Алекс искал её целый день. Поднял на ноги спасателей, полицию. Большинство было уверено, что она утонула. Наконец, кто-то увидел невдалеке в зарослях лачугу. Когда подбежали, услышали красивое женское пение.

— Вроде радио, — Алекс толкнул дверь.

Лачуга с брошенным на пол матрацем была завалена покрытыми пылью пустыми бутылками из-под виски, всё говорило о том, что сюда годами никто не заглядывал. Только чужеродным пятном выделялся висевший на гвозде голубой дождевик.

Вера стояла посреди грязной комнаты, закрыв глаза и широко раскинув руки.

Она пела.