litbaza книги онлайнРазная литератураЧто такое боги и как с ними быть - Рейвен Кальдера

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 55
Перейти на страницу:
называли «сказками», а библейские истории о Яхве и легенды о деяниях святых принимали за чистую монету. Так или иначе, всем (независимо от принадлежности к языческой популяции), кто не верил в богов как самостоятельные сущности со своими особыми задачами и своими особыми средствами общения с человеком, политеизм представлялся чем-то вроде детской веры в Сайту или Зубную фею. За этим стояло убеждение, что взрослому человеку позволено восторгаться архетипами, обитающими у каждого из нас в душе, но воспринимать их как настоящих живых существ со своими особенностями — уже не комильфо.

При этом, по-видимому, никто не замечал, что подобные высказывания обесценивают картину мира и умственные способности наших далеких предков. В немецком языке для этого явления есть специальный термин — Urdummheit, буквально — «древняя глупость», то представление о том, что люди, жившие в доисторические и даже в раннеисторические времена, были не в пример глупее современного человека и что среднестатистический IQ возрастал лишь по мере развития культуры. Такой подход тешит самолюбие и позволяет с легкостью сбросить со счетов весь многотысячелетний опыт политеистического мировоззрения, классифицировав его как примитивные суеверия наших недоразвитых предков — невежественных дикарей, готовых поверить во все, что им почудится, и дающих всему непонятному фантастические объяснения, чтобы только не чувствовать себя такими беспомощными в этом опасном и пугающем мире. Даже самые прогрессивные современные люди, относящиеся с искренним уважением к аборигенным народам, сохранившимся до наших дней, подчас невольно скатываются в Urdummheit, хотя сами могут яростно это отрицать. «Древние люди вовсе не были глупыми, — спешат заверить нас современные ученые, — ничего подобного! Просто они были… ну, в общем, невежественными. Если бы они обладали современными знаниями, им и в голову бы не приходили все эти дурацкие и наивные выдумки. Они бы верили в то же, во что верим мы», — заключают эти ученые, про себя добавляя: «…то есть, почти ни во что».

Разглядеть скрытое оскорбление в этой смягченной версии Urdummhcit несколько сложнее, но оно там есть. Если рассуждать логически, то Urdummheit — неизбежное следствие любых атеистических и монотеистических воззрений. Либо мы признаём, что древние люди, тысячелетиями молившиеся, медитировавшие и поклонявшиеся предкам, воспринимали и брали в расчет некую неявную, но объективно существующую реальность, либо объявляем их недоумками, которым не хватало мозгов отличить воображаемый опыт от объективного, а бесполезный— от такого, который действительно помогал выжить… и прожить достаточно долго, чтобы, собственно, стать нашими предками. Эту же альтернативу можно экстраполировать и на современный этноцентрический подход к сохранившимся до наших дней коренным народам и их духовным практикам: либо эти люди не глупее нас и верования их основаны, по крайней мере, отчасти, на некой объективной реальности, — либо тот культурный стержень, вокруг которого вращается вся жизнь этих народов, не стоит выеденного яйца.

Изучая историю Urdummheit, я так и не смог решить для себя окончательно, что же стоит за этим явлением: обычная человеческая глупость пополам с эгоцентризмом или же сознательное стремление дискредитировать всю религиозную историю человечества до утверждения монотеизма и пришедшего ему на смену светского атеизма. Вероятно, хватает и того, и другого. Но, в любом случае, на пути к настоящему пониманию и уважительному принятию коренных народов (в том числе и тех, от которых все мы происходим) главным препятствием для многих становятся именно политеизм и анимизм.

Вернемся, однако, к проблеме неоязычества. Неоязычество исторически складывалось как религия новообращенных, религия людей, сменивших веру, — и даже, как ни парадоксально это звучит, религия людей, решивших отказаться от религии.

Соответственно, этос его оказался не только весьма неоднородным, но и нарочито неопределенным. Многие новообращенные, которым до этого всю жизнь указывали, во что им можно верить, а во что нельзя, успели преисполниться такой неприязни к религиозным авторитетам и догмам, что большинство языческих групп останавливались на простейшем принципе: «Если для тебя это работает, так и делай», — и даже не задумывались о том, чтобы выработать какие-нибудь стандарты для будущей групповой практики. Никто никого не критиковал: всем казалось, что это было бы «нечестно» и «обидно»; да и потом духовный опыт — личное дело каждого, и кто дает нам право судить о нем со стороны? Так неоязычество в целом уподобилось невротику с патологическим страхом конфликта, который сразу начинает улыбаться до ушей и нести всякую успокоительную чушь, если ему покажется, что собеседник чем-то расстроен — пусть даже самую малость. Со своей стороны, некоторые реконструкторские группы и некоторые из сохранившихся мистериальных традиций ударились в другую крайность, противопоставив этой духовной всеядности убеждение в том, что подлинные религиозные истины сохранились лишь в немногочисленных письменных источниках, избежавших христианских чисток, а любые откровения, посещающие современных людей, не имеют ни малейшего смысла, потому что «на самом деле» боги давно умолкли.

Ни тот, ни другой подход не решает проблем развивающейся ныне современной политеистической теологии. Установки типа «избегай конфликтов» и «во что ты веришь, то и правда» превосходны для личной духовной практики, если вы намерены до конца своих дней практиковать в одиночку (оговорим, что путь одиночной практики ничем не хуже любых других, а для многих и вовсе наилучший), но истины (и я намеренно использую здесь это слово во множественном числе) всегда порождали конфликты. За боязнью выдвигать какие бы то ни было абсолютные догмы — или хотя бы догмы, значимые на настоящий момент в контексте конкретного вероучения и подтверждающиеся практикой, — стоит не что иное, как страх перед серьезными вопросами о том, что такое боги и как устроен мир. С другой стороны, в тех скудных письменных источниках, которые дошли до нас от древних времен, зияют огромные лакуны, мешающие в полной мере понять, как отвечали на эти вопросы наши предки (и зачастую, в духе все той же Urdummheit, побуждающие отделаться предположением, что люди древности довольствовались некой примитивной картиной мира, не задаваясь подобными вопросами вовсе). И если мы не начнем изучать и сопоставлять божественные откровения, посещающие многих и многих современных верующих, заполнить эти лакуны не удастся никогда. Те, кто утверждает, что боги перестали говорить с людьми и нс способны понять обстоятельства жизни современного человека, обесценивают, живой религиозный опыт тысяч верующих.

Итак, с чего же нам начать построение теологии, созвучной тому, как мы, политеисты, представляем устройство вселенной исходя из своего практического опыта? Для начала можно поискать некое общее пространство или область «золотой середины», в которой все мы смогли бы сохранять непредубежденность, не отвергая в принципе саму возможность перемен, — и,

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 55
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?